Как подавляли в 1959 году рабочее восстание в Темиртау. Очевидцы вспоминают 10:10 03.08.2005
Жаркий август 59-го
Восстание в Темиртау глазами очевидца. неизвестные страницы истории
В некоторых публикациях о темиртауских событиях авторы пишут, что Никита Хрущев в это время находился с визитом в Америке. Это неверно. Никита Сергеевич отбыл в Америку 14 сентября. Выходит, что приказ открыть огонь по бунтовщикам был отдан не без его ведома. Дотошные американские журналисты, пронюхавшие о темиртауской трагедии, настойчиво расспрашивали тогда у главы Советского государства, оплота мира и демократии, случаются ли в его стране стачки и забастовки, а если да, то какова реакция на это властей. Великий кукурузовод не моргнув глазом отвечал, что в Стране Советов подобного не может быть. Если и случаются некоторые недоразумения, то опытные пропагандисты-партийцы идут в народ, успокаивают его и устраняют конфликт мирным путем. Никита Сергеевич лукавил. Он не мог не знать, что в Темиртау высшие партийные функционеры, трусливо поджав хвост, побоялись встречи с вышедшим из послушания гегемоном. И тем самым дали возможность разрастись бунту до таких масштабов.
Сорок шесть лет прошло со времени темиртауского восстания. Долгое время власти считали его позорным пятном на репутации комсомольско-молодежной стройки – Казахстанской Магнитки. На любые упоминания об этих событиях было наложено табу. Завеса чуть приоткрылась в начале 90-х годов. Одни авторы публикаций называли участников выступлений чуть ли не предвестниками перестройки, другие – преступными элементами. Моя интерпретация событий не претендует на истину в последней инстанции. Мои заметки о том, что я видел и пережил в жаркий август 1959 года. На Казахстанскую Магнитку я приехал в мае 58-го. В степи цвели тюльпаны. На голове у меня была меховая шапка, на ногах – валенки. Приехал из Мурманска, где провалил экзамены в мореходку. Прочитал в журнале "Техника - молодежи" о будущем лучезарного города Темиртау, отыскал его на карте и купил железнодорожный билет. К августу 59-го на стройке я уже считался аборигеном. Строительство Карагандинского металлургического комбината задумывалось еще в годы Великой Отечественной войны как резервная опорная база станового хребта промышленности, недосягаемая для авиации противника. Броневую сталь для нужд фронта в поселке Самаркандском (так до 1945 года назывался Темиртау) стали варить и катать еще в 1944 году. Построен этот объект на костях трудармейцев. Как рассказывают очевидцы, ежедневная смерть от непосильного труда и болезней десятков людей тогда считалась нормой. С появлением ракет строительство металлургического комбината в самом центре Евразии приобретало первостепенную важность. По решению партии и правительства в нескольких десятках километров от Караганды развернулась гигантская стройка, сравнимая по масштабам разве что с Уральской Магниткой. В 1958 году стройка была объявлена Всесоюзной ударной комсомольско-молодежной. По всей стране во все колокола ударили в набат: "Даешь Казахстанскую Магнитку!". И потянулись на восток поезда с добровольцами. Ехали по оргнабору (эти носили презрительную кличку "вербованные"), по комсомольским путевкам, самотеком. Кто ехал, освободившись из сталинских лагерей, кто бежал от колхозной кабалы. Кто-то ехал за длинным рублем, кто-то за романтикой. Казалось, вся страна сорвалась с насиженных мест. Каждый день в отдел кадров треста "Казметаллургстрой" выстраивалась длиннющая, в несколько сот человек очередь. Везло тому, кто имел нужную на стройке специальность, опыт работы. Остальные "выпадали в осадок". В комитете комсомола треста остались невостребованными четыре тысячи комсомольских билетов. Чем занимались их владельцы, как жили, в штабе никто не знал. Чем не прекрасный горючий материал для будущего бунта? Влияние комсомола на кадровую политику было минимальным. Все зависело от начальника участка, прораба и, конечно же, бригадира. "Три стиляги с Красной Пресни на Магнитку едут с песней. Ой, люли, ой, люли, им мерещатся рубли", - пели тогда в Темиртау. Именно "мерещатся", более удачного слова не придумаешь. Люди приезжали без всякого учета и надобности. Работы для всех не хватало. Но даже тем, у кого она была, честно работать и прилично заработать не было возможности. То не хватало кирпича, то сломался растворный узел, то отключили электричество. Приходилось ловчить, идти на обман. Комбинат проектировали десятки проектных институтов, поставки оборудования, металлоконструкций осуществляли сотни предприятий, расположенных за сотни, а то и тысячи километров. Каждый проектировал свое, что не увязывалось с другими проектами. Отсюда нестыковки, брак, частые переделки. Случались на Магнитке и крупные аварии. Частые переделки изматывали людей, а платили гроши. Не хватало столовых, в обеденный перерыв приходилось питаться всухомятку. Все это, конечно же, вызывало недовольство.
Братушки В одном из московских еженедельников я прочитал, что одна из причин восстания, чуть ли не главная, – то, что заработная плата наших рабочих была значительно ниже, чем у рабочих, привезенных из Болгарии. Все это чепуха на постном масле. Болгарская колония насчитывала несколько сот человек. Никакими особыми привилегиями наши братья по соцлагерю не пользовались. Получали ту же зарплату, питались в тех же столовых. Правда, жили компактно, в более обустроенных общежитиях. Единственное, что нам не нравилось у болгар, так это то, что они приторговывали шмотками, занимались платной подстрижкой. Разве могла в то время прийти кому-нибудь из улюлюкающих в голову мысль, что спустя несколько десятков лет мы по части барахольного бизнеса заткнем за пояс все народы Европы, вместе взятые?
Сопка любви Начало восстания я элементарно проспал. С первого на второе августа работал во вторую смену. По одной из версий, около сотни человек из палаточного городка возвращались в час ночи с танцев. На пути им встретилась квасная бочка. Захотелось пить, а она, как назло, оказалась пустой. Ее перевернули. Часть толпы бросилась грабить столовую, которая обслуживала палаточный городок. Позже она была сожжена. Появилась милиция, зачинщиков отвезли в райотдел. Возбужденная толпа, час от часу увеличивающаяся, пошла вызволять своих дружков. Следует сказать, что палаточный городок на "сопке любви" со времени своего появления завоевал дурную славу. Обитатели его – несколько сот одесситов. Публика еще та! На палатках надписи: "Одесса – мама!", "Анархия – мать порядка". Чтобы выполнить план по отправке живой силы на стройки коммунизма, одесская милиция провела в вольном городке шмон притонов и "малин". "Жорикам" вручили комсомольские путевки и отправили в далекий Казахстан. Мало кто из них взял в руки мастерок или лопату. Правили балом в городке паханы, воровские авторитеты. Пьяные оргии, драки с поножовщиной на сопке стали обычным явлением. Власти на эти шалости одесской шпаны смотрели сквозь пальцы. А она как раз и явилась детонатором бунта. …Вечером второго августа в Доме культуры выступал лучший по тогдашним меркам грузинский ансамбль "Ореро". Заезжие гастролеры на стройке были не редкость. Сверхудачей считалось достать билеты на их представления. От общежития "Коксохима", где я тогда жил, до очага культуры минут 15 пешком по сильно пересеченной траншеями местности. Вроде рассчитал все правильно, но к началу концерта чуть ли не опоздал. Задержался у здания райотдела милиции. Да и как было не задержаться? Разбитые, перевернутые мотоциклы, пустые глазницы окон, на земле - полусожженые папки с делами. И среди этого разора бродят растрепанные, избитые милиционеры. - Давай двигай, чего уставился, - прикрикнул на меня сержант с забинтованной головой. Поддал ходу, в зрительный зал вбежал с последним звонком. Заметил, в антракте вышедшая в фойе публика ведет себя как-то неестественно: собирается группками, шушукается. - Ты что, с луны свалился? – отозвав меня в сторонку, зашептал знакомый по стройке итээровец. – В городе такое творится, восстал палаточный городок. Возле Караганды высадился десант, скоро солдаты будут здесь. Закончился концерт, публика высыпала из душного зала на улицу. Вижу, на стоянке для транспорта, выстроившись, как на параде, стоят 5-7 новехоньких пожарных машин. Врезалось в память надолго: красные пожарные машины и буквально над ними кровавый диск садящегося за горизонт солнца. Что-то жуткое было в этом сочетании, словно знак предстоящей беды.
"Варфоломеевская" ночь Общежитие "Коксохима" бурлило. Все обсуждали события прошедшей ночи. Слухи – самые невероятные. Кто-то утверждал на полном серьезе, что видел колонну танков. Бунтовщики приходили к зданию треста "Казметаллург-строй", но руководство стройки сбежало в Караганду. В городе избивают милицию, дружинников. У восставших откуда-то появилось оружие. Кто-то пустил слух, что от восставших поступил ультиматум: "Присоединяйтесь к нам, иначе…". Лишь некоторое время спустя, после суда над зачинщиками бунта мы узнали, что угроза была реальной. На процессе зачитывали записку одного из главарей, в которой он приказывал своему подельнику поднимать на борьбу Тайвань. Тайвань - комсомольский городок, в котором проживала основная масса строителей Магнитки. Сопку любви и Тайвань разделяют несколько сот метров. Перекинься "огонь" туда – в Темиртау было бы море крови. Слава богу, этого не случилось. Совет нашего общежития, собравшись на экстренное заседание, постановил: с восставшими в переговоры не вступать, лишний раз не провоцировать. Если попрут, стоять насмерть! В словах выступавших - ни слова о защите родины, партии, комсомола. Основной лейтмотив: "Не хватало еще, чтобы какие-то одесские "жорики" учили нас как жить". По призыву "комитета обороны" вооружаемся подручными средствами. В основном железными прутьями от спинок панцирных коек. Входные двери завалили тумбочками и старыми шкафами, в комнатах выключили свет. Вряд ли кто спал в Темиртау в те ночи. В 104-м квартале и дальше в районе палаточного городка – зарево пожаров, слышались автоматные очереди и крики "ура". Кто-то из знакомых позвонил в общежитие: восставшие ворвались в новое трехэтажное здание универмага. Берут в основном спиртное и еду, идет повальная гульба. У нас, на отшибе, в 115-м квартале, относительная тишина. Под покровом ночи обыватели, как муравьи, волокут с разгромленного базара мешки с картошкой, ящики с виноградом, тушенкой и другими продуктами – достойно завершают дело, начатое комсомольцами. Сегодня все можно, сегодня празднует анархия. Тревожная ночь отсчитывает минуты и часы. В общежитии никто не ложится спать. Где-то за полночь за окнами слышится какой-то шум. Он приближается, нарастает. В шагах этих – спрессованная решимость, злоба, дикая разрушительная энергия. Ни одного возгласа, ни крика. Только монотонный звук шагов. Осторожно отодвинув край занавески, выглядываем в окно. Внизу серая двигающаяся масса, она заполнила улицу, тротуары, течет, огибая коробку общежития. Сколько их – пятьсот, тысяча, две?.. Вот он конец света! Раздается боевой клич. Влажная рука сжимает железный пруток, сердце готово выскочить из груди. Проходит минута, вторая – шум удаляется. Осеняет догадка: палаточники опять пошли громить многострадальный отдел милиции. Наши догадки потом подтвердились. ...Еще рань, а общежитие уже на ногах. Все в растерянности: нарушился обычный ритм жизни. Не работают магазины, закрыта столовая. Ушедшие на стройплощадку быстро возвращаются назад. В связи с тем, что восставшие якобы обещали взорвать строящуюся домну, все важные объекты на стройке охраняют войска МВД, они заворачивают людей домой. Все в недоумении - что делать? Вопросы остаются без ответа. Молчит радио. Страшно…
Девятый вал Третьего августа во второй половине дня отправляемся в "мятежный" район. Несколько кварталов по всему периметру оцеплены дружинниками. За их спинами сотни, тысячи людей. Кто в рабочей одежде, кто одет по-выходному. Много детей, пожилых людей. Приехали поглазеть на бесплатное зрелище из старого города, соцгорода. Дружинники внутрь оцепления никого не пускают. Наконец находим брешь. Центр событий – разгромленный универмаг. Чем ближе к нему, тем толпа плотнее. У самых козырьков крыш на стенах домов отчетливо видны многочисленные следы от пуль. В торце проспекта Строителей, заканчивающегося коробкой технического училища, невысокая баррикада. Крыши и балконы домов, где живут болгары, облеплены людьми. Представители шестнадцатой республики с любопытством и ужасом наблюдают, как молодое поколение Страны Советов попирает две основные заповеди строителей коммунизма – "не убий" и "не укради". Вот и главная "арена" - здание универмага. Висят на телеграфных столбах раздетые манекены. Издалека они кажутся человеческими телами, и это сходство усиливает дикость происходящего. На земле – неописуемая помесь галантереи и гастрономии. С разбитых окон третьего этажа свисают развернутые рулоны сукна и модного тогда китайского габардина. Время от времени в проемах окон появляется человеческая фигура и высыпает на головы толпящихся людей то ворох болгарских сигарет, то зубную пасту. Толпа алчно набрасывается на дармовое. Давка, ругань… Отоварившись сигаретами и мылом, обыватель требует расширить ассортимент. Заказы сыплются со всех сторон. - Шубы, шубы давай! – верещит какая-то баба явно не комсомольского возраста. Заявка тут же выполняется. Охапка добротных цигейковых шуб планирует на поднятые кверху руки. Налетай, наступил коммунизм! Кому-то достались две шубы, кому-то ни одной. С остервенением делят добычу. Вдруг кто-то хватает за грудки удачливого обывателя, готового уже раствориться в толпе с награбленным, и истошно кричит: - сука, да ты же не комсомолец, ты мясом торгуешь на рынке! Бей его! Толпа валит мародера на землю. Бьют ногами, выломанным из ограды штакетником, бьют в исступлении, безжалостно. Полное безвластие. Нет ни дружинников, ни милиции. Не видно и палаточников, хотя отличить в толпе кто есть кто абсолютно невозможно. Какая-то группа людей пытается остановить мародерство. Среди них несколько знакомых итээровцев из нашего управления "Казстальконструкция". - Неужели вам не стыдно терпеть это безобразие? – обращается к нам прораб Алик Базылевский. На работе тихоня, очкарик. А во время восстания, как рассказывали потом, был на линии огня – ходил даже на переговоры с засевшими за баррикадами палаточниками, пытался уговорить не делать глупостей. Инициативная группа решает выгнать из магазина всех посторонних, установить временную охрану. Добровольцев в штурмовую группу немного. Кому охота совать голову в петлю? Не успел опомниться, как чьи-то руки буквально забрасывают в разбитое окно первого этажа. Следом за мной таким же макаром еще несколько ребят, осторожно передвигаясь из отдела в отдел, с этажа на этаж, прочесываем помещения. Везде следы дикой стихии. Разбитые холодильники, прилавки. Вспоротые мешки с рисом, в отделе готовой одежды исполосованные новенькие костюмы. На полу – следы пиршеств: недоеденная колбаса, недопитые бутылки с водкой. С торжеством победителей под взорами тысяч следящих снизу глаз продефилировали мы по коньку шиферной крыши универмага. Спустились вниз – и быстрей домой, хватит острых ощущений. Миновали стоящих в оцеплении дружинников, и тут перед глазами открылось такое!.. Почти во всю ширину проспекта Строителей по 8-10 человек в ряд двигалась огромная колонна рабочих. Хвост ее был не виден. Все были в черных только что выданных со складов рабочих спецовках, с красными повязками на рукавах. Бросалось в глаза, что в колонне в основном люди старшего возраста. Наверное, активисты, передовики производства. После соответствующего инструктажа в Доме культуры они шли усмирять молодое поколение. Колонна шла молча, угрюмо, без лозунгов и транспарантов – казалось, в Темиртау начались съемки революционного фильма. Не хватало только "Варшавянки". Казалось, железная поступь пролетариата все сметет на пути, скрутит в бараний рог бунтовщиков. Однако колонне этой не хватало главного – воли, решимости, как раз того, чего у бунтовщиков было в избытке. Одновременно с колонной на машинах прибыло пополнение – металлурги из старого города. Вот колонна прошла мимо здания треста, приблизилась к универмагу. И вдруг, как это уже было не раз за эти три дня, сверху, со стороны палаточного городка послышался топот сотен бегущих людей. Лавина атакующих, вооруженная пиками, арматурой, врезалась в колонну рабочей гвардии. Это был последний, девятый вал. Гвардия дрогнула. Рабочие, срывая с рукавов красные повязки, в панике кинулись врассыпную. Атакующие опять пошли на штурм универмага. У магазина закружилась кровавая круговерть.
Агония В этой суматохе мало кто заметил, как по внешнему периметру мятежных кварталов одна за другой двигаются военные машины с солдатами и курсантами. Вот они по команде спешиваются. От головной машины отделяется группа солдат численностью до полувзвода во главе с офицером, по-моему, капитаном. В руке у него пистолет. Рядом с ним сержант с овчаркой на поводке. - Разойдись! – надрывно командует офицер. Толпа чуть покачнулась. И тогда – залп вверх, с положения стоя. Несколько шагов – и опять команда: "Огонь!". В панике, топча друг друга, люди кинулись кто куда. Пора было и нам уносить ноги… Всю ночь войска усмиряли зачинщиков бунта. Нетрудно себе представить, что на этот раз солдаты, милиционеры и курсанты не разбирались кто прав, кто виноват. Позже в степи находили угнанные машины, в которых часть восставших пыталась добраться до дальних полустанков. Говорили, что в это время со стройки сбежало несколько тысяч человек. Назавтра в Темиртау прибыл из Москвы посланец Хрущева Леонид Брежнев. В феврале он вручал области орден Ленина. На этот раз его миссия была не из приятных. Он учинил партийно-хозяйственному активу жуткий разнос. Полетели многие партийные и милицейские головы. Позже над зачинщиками бунта состоялся открытый суд. Пятеро из них, мелкие сошки, были приговорены к смертной казни. По официальным данным, 11 участников событий были убиты на месте, еще пять скончались от ран в больницах. Сколько же всего жизней, порой безвинных, унесла темиртауская трагедия, не знает никто. И вряд ли узнает. Трагедия в Темиртау произошла по многим причинам. Но основная доля вины за эти события лежит все-таки на партийных функционерах, проявивших трусость. Так, на одной из встреч с бунтующими секретарь горкома партии выдавал себя за инженера завода. А секретарь ЦК Компартии Казахстана тов. Козлов так перетрусил, что к рабочим вообще не вышел, а отсиживался чуть ли не на чердаке жилого дома. Трагедии, если из них не извлекать уроки, имеют обыкновение повторяться.
гражданин