это о данном селе? Горький жил в имении Ширинской - Шихматовой, княгини. Горький предпочитал ездить к Пслу на возке Карпо Данилыча, любил ездить на сене и не любил барских колясок. У Псла он беседовал с крестьянами, в узком кругу говорил о политике. В парке Ширинской под каштаном читал вслух "Катерину" . В те времена, по словам мануйловцев, даже слово политика не было известно. Ловили рыбу, жарили кашу, пели песни. Но рассказы Горького о Ширинской - Шихматовой занимали мануйловцев в рассказах о Горьком не меньше, чем Горький. Мне казалось, что все эти рассказы о старом покрылись водорослью вымысла.
Письма М. Горького из Мануйловки 1. ПЕШКОВОЙ Е.П. (12 [24] октября 1897, Мануйловка) (Пешкова Екатерина Павловна (род. 1878) - урождённая Волжина, с 1896 г. жена М.Горького. )
2. ЧЕХОВУ А.П. (Начало [середина] июня 1900, Мануйловка)
Захотелось написать Вам несколько слов. Я уже в Мануйловке, и адрес мой таков: Почтовая станция Хорошки, Кобелякского уезда, Полтавской губернии, в село Мануйловку.
...Хорошо в этой Мануйловке, очень хорошо. Тихо, мирно, немножко грустно. И немножко неловко, странно видеть кучи людей, которые совсем не говорят о литературе, театре и о всём "прекрасном и высоком", до чего им совсем нет дела. Всё-таки хохлы - славный народ, - мягкий, вежливый, я очень их люблю. Устроились мы недурно. Среди огромного, старого парка стоит красный каменный дом, в нём семь крошечных нелепых комнат с узкими и низенькими дверями, а в этих комнатах - мы. А рядом с нами, на большой липе, живёт семейство сычей. В пруде - лягушки, - а у малорусских лягушек такие мелодичные голоса. Неподалёку от нас церковь; сторож на колокольне бьёт часы. Собаки лают. Настоящая украинская луна смотрит в окно. Думается о боге и ещё о чём-то таинственном и хорошем. Хочется сидеть неподвижно и только думать. Приезжайте-ка сюда. Мы поместим Вас в школе, в том же парке, неподалёку от нас. Комната у Вас будет большая, никто не помешает Вам. Тихо будет. Я начал купаться в милой реке Псле, где ходят огромные щуки. Красивая река. Отсюда, из деревни, при лунном свете и под жалостное пенье лягушек ялтинское бытие кажется мне ещё более отвратительным, выдуманным, ненужным. С завтрашнего дня - работаю. Вам желаю того же и доброго здоровья желаю и всего хорошего. Крепко жму руку и - до свидания, пока. Напишите, едете ли в Париж, и, пожалуйста, высылайте мне корректуры, как обещали. Ну, до свидания, Антон Павлович! Поклон Вашей маме и сестре. Жена тоже кланяется Вам, просит напомнить о каком-то Вашем портрете, обещанном ей, просит передать её поклоны Вашей семье.
А. Пешков http://gorkiy.lit-info.ru/gorkiy/pisma/pismo-108.htm 5. А. Д. ГРИНЕВИЦКОЙ [Гриневицкая А. Д. - сотрудница прогрессивной газеты "Нижегородский листок", жена главного редактора этой газеты. - Ред.] 24 августа [6 сентября] 1900, Мануйловка. Милостивая государыня, многоуважаемая, искренно чтимая, а говоря проще - добрая и славная Александра Дмитриевна! Прочитав в расчудесной газете Вашей, что в первых числах сентября М.Горький имеет вернуться в Нижний, я возымел желание подтвердить сие важное сообщение, - репутация "Н.[ижегородского] л.[истка]" дорога мне, и я не хочу, чтоб его упрекали в распространении ложных известий. А посему - задержите отправку газеты в Хорошки. Вот скромная цель сего пышного послания. Неправда, что горы рождают мышей, мыши рождаются у нас в комнате, в нижней части шкафа, и устраивают себе жилища в ботинках моей жены. По ночам, когда я пишу повести, они пищат от наслаждения при мысли, что со временем будут их грызть. Вы можете сообщить в "Листке", что М.Горький начал писать: а) три повести, б) роман в двух частях, в) драму, г) статью о музыке народной и оперной, д) курс астрономии. Сообщите также, что, возвратившись в Нижний, я буду принимать у себя во всякое время дня и ночи людей, которые пожелают дать мне в долг денег. Гонорар, который следует уплатить Адаму Егоров[ич]у [Богдановичу] за сообщение о моём приезде, - отдайте мне. Он уже достаточно получил за воду из Волги, Камы и Белой. Какой водопроводчик, скажите! В данный момент - лают собаки, ибо - ночь. Какие в Малороссии ночи! Удивительно! Настоящие украинские. Но обо всём этом я расскажу Вам со временем. До свидания! Вашему супругу - поклон. Большой поклон... А знаете что? Прескучно в Малороссии! Особенно, когда "тиха украинская ночь" [из поэмы А.С.Пушкина "Полтава"], а собаки так и лают, так и лают, словно критики. Не говорите никому, что в Малороссии скучно. Не поверят, да ещё будут ругаться. Скажут - это оригинальничанье. Я забыл ещё сказать, что здесь чертовски холодно. Но об этом я скажу при свидании.
Максим Горький — радянський письменник. Проживав у Верхній Мануйлівці у 1897 і 1900 роках. Тут народився його син Максим.
В Мануйловке помещиками были князья Шихматовы-Ширинские. В живых были старая 80-летняя княгиня и ее дочь, вышедшая замуж за простого земского врача Орловского1. Она мне помнится как остаток поколения народниц-семидесятниц. Стриженая, прямая, «нигилистка», охотница поспорить. Я ее редко видела, но слышала, что с Алексеем Максимовичем они при встречах спорили и ссорились по вопросу о крестьянстве. Он тогда был очень настроен против «мужика» за черты собственничества, за косность и жестокость в семейном быту. Слышала, что Орловская первая подошла к нему познакомиться в Воронцовском парке в Алупке в 1897 году и пригласила Пешковых к себе в Мануйловку. Летом того года (перед приездом к нам в Каменное) там родился у Пешковых Максим.
Где-то я читала, что эти князья в далеком прошлом были в немилости у правительства и за свободомыслие были высланы пожизненно в свое имение. Современники Пешковых — старая княгиня и ее дочь Орловская — к Алексею Максимовичу и Екатерине Павловне относились прекрасно. Нам и Самойленко (бывшим учителям Мануйловки)2 предоставили удобные и уютные помещения: школу и бывшую больницу (не функционировавшую почему-то). Для себя Алексей Максимович и Екатерина Павловна сняли каменный флигель в парке усадьбы.
Пешковы изредка навещали барскую усадьбу, где устраивались музыкальные вечера и можно было послушать классическую музыку.
Орловская Александра Андреевна (урожд. княгиня Шихматова-Ширинская) — владелица имения в с. Мануйловка. В 1900 г. содержала в Мануйловке ясли для крестьянских детей и оказывала покровительство двум приютам, финансировавшимся губернским земством. (См.: «Полтавские губернские ведомости», 1900, 10 августа). ОРЛОВСКАЯ Александра Андреевна. Кременчуг, Полтавской губ. Действительный член РФО с 1897 г. (Сп. 1.6.00), в Сп. 1.8.03 и 1.10.06 адрес – почт. отделение Хорошки, Кобянского у., Полтавской губ.
vayn (03.08.2015, 11:44) писал:покажете потом фото если найдете крест?
Да, конечно! Что-то выложу сюда, что-то на свой сайт, но пока рано "делить шкуру не убитого медведя"
нижегородец, Это вы добавили пометки по Мануйловке в Гугл? - Вчера их не было и я ориентировался по вашим устным описаниям. Пару слов о снимке: если он выкладывается в "туристическом" (для ориентирования на местности) смысле - следует указывать направление "север-юг" А если в "художественном" - и так сойдёт. Мне пришлось малость поломать голову где это снято и с какого направления, ведь я раньше в этих местах не был.
Рассказы о Мануйловке почитал с интересом! - Всем спасибо!
vayn (03.08.2015, 12:21) писал:Я ее редко видела, но слышала, что с Алексеем Максимовичем они при встречах спорили и ссорились по вопросу о крестьянстве. Он тогда был очень настроен против «мужика» за черты собственничества, за косность и жестокость в семейном быту.
Я уже приводил начало этих воспоминаний в теме "Кременчугские истории" (оно касалось именно Кременчуга). Теперь их окончание:
Село Мануйловка Кобелякского уезда Полтавской губернии — 18—20 километров от станции железной дороги. Почтовое отделение Хорошки.
Как большинство старинных украинских сел, оно образовалось из отдельных, слившихся между собой хуторов. Прямых улиц в нем нет, а любая усадьба сохранена почти такой, как была в одиночестве: украшена «вишневым садочком», где дивчины гордятся «барвиночками» и высокими прямыми мальвами, с крупными цветками всех оттенков, кустами сирени, акации, перевитыми хмелем; иногда блеснет где-нибудь млинок (прудок); вода в этих степных местах очень ценится.
Хатки белоснежны, очень картинны, в ясные месячные ночи — особо.
На тростниковых крышах положено старое тележное колесо, на нем — гнездо аиста; профиль его, стоящего на одной ноге, также, как и профиль колодезного журавля (своеобразный, очень высокий, согнутый столб, которым вытягивают ведро из колодца), возникает передо мной при слове Мануйловка.
Этот украинский, быть может, уже давно устаревший мир, в моей памяти живо воскресает, гак же, как и бескрайние степи, весной такие нежные, привольные, а после гнетущей жары — серые, унылые...
Поля, засеянные подсолнухом, кукурузой, буйной пшеницей, не похожи на наши среднерусские. И совсем уже новы для нас — бахчи дынь и арбузов...
Километрах в двух от села протекает веселая, изгибистая речка Псёл, водятся в ней разные рыбки, дно чистое, песчаное, берега отлогие — купанье чудесное. Местами они порастают небольшими рощами (левадами); птиц там певчих, разнообразных и голосистых для Алексея Максимовича и Николая Захаровича — не перечесть. В те времена обязательно где-нибудь рядом с селами виднелась барская усадьба, более или менее красивая и обширная.
В Мануйловке помещиками были князья Шихматовы-Ширинские. В живых были старая 80-летняя княгиня и ее дочь, вышедшая замуж за простого земского врача Орловского (1). Она мне помнится как остаток поколения народниц-семидесятниц. Стриженая, прямая, «нигилистка», охотница поспорить. Я ее редко видела, но слышала, что с Алексеем Максимовичем они при встречах спорили и ссорились по вопросу о крестьянстве. Он тогда был очень настроен против «мужика» за черты собственничества, за косность и жестокость в семейном быту. Слышала, что Орловская первая подошла к нему познакомиться в Воронцовском парке в Алупке в 1897 году и пригласила Пешковых к себе в Мануйловку. Летом того года (перед приездом к нам в Каменное) там родился у Пешковых Максим.
Где-то я читала, что эти князья в далеком прошлом были в немилости у правительства и за свободомыслие были высланы пожизненно в свое имение. Современники Пешковых — старая княгиня и ее дочь Орловская — к Алексею Максимовичу и Екатерине Павловне относились прекрасно. Нам и Самойленко (бывшим учителям Мануйловки) (2) предоставили удобные и уютные помещения: школу и бывшую больницу (не функционировавшую почему-то). Для себя Алексей Максимович и Екатерина Павловна сняли каменный флигель в парке усадьбы.
Пешковы изредка навещали барскую усадьбу, где устраивались музыкальные вечера и можно было послушать классическую музыку.
Самойленко поместились в школе: две крупные классные комнаты с широким коридором; печки топились соломой. Благодаря этому отоплению я могла там задержаться и на морозную осень. А мы получили помещение больницы; коридор, три маленькие однокомнатные палаты и две большие светлые комнаты.
Помещичья усадьба была окружена парком, одной стороной парк прилегал к площади с белой церковью. От усадьбы через парк шла прямая, как стрела, широкая липовая «главная» аллея.
Приблизительно на половине ее стоял солидный, но уже снаружи полуоблупленный каменный флигель с террасой, в нем было семь средней величины комнат. Там поместились Пешковы. Внутри он был неудобен — комнаты шли одна за другой полукругом. Но кругом были такие прекрасные вековые дубы и липы, меж ними лужайки, на которых игра в городки была укрыта от любопытных и порой надоедливых деревенских ребят (3); там и в жару было прохладнее, чем где-либо.
Людей у Пешковых набралось немало. На все лето приехал писатель Петров-Скиталец; юноша Анатолий Средин — сын друга Горького; длительно жил многолетний и большой друг Горького Леопольд Антонович Сулержицкий (4), очень многосторонний и «занятный парень», как любил выражаться Николай Захарович. А в семье у них, кроме своего Максима, был мальчик Шура, лет двух или меньше, сын умершей сестры Екатерины Павловны, которого они взяли на воспитание (5), его няня.
Никак не могу припомнить точно, но, кажется, мы тоже обедали у них, потому что при нашем помещении не было ни кухни, ни керосинки. Николай Захарович был страстный «чаепийца», и двухразовый самовар был узаконен в нашей семье.
У меня на руках было тогда трое детей: шести, трех лет и восьми месяцев. Няни у меня не было, лишь перед отъездом я наняла очень хорошую украинку Настю Шаповал (6), которую я увезла с собой в Киев, а потом и в Крым.
Почти так же жили и матери двух других семей. У Самойленко четверо детей-дошкольников, и она вела с ними каждый день учебные занятия.
У Екатерины Павловны Максим тоже требовал много заботы по своему крайне живому темпераменту, а маленький двухлетний воспитанник Шура, очень хрупкий и болезненный, постоянно болел, хотя у Пешковых для приготовления еды была повариха, а мать Екатерины Павловны — Мария Александровна Волжина — не спускала с маленького Шуры глаз, все же Екатерина Павловна была сильно связана...
Все мужчины были отличными ходоками, и беседы их происходили далеко в степи.
Ни разу мне не пришлось увидеть Алексея Максимовича среди деревенских актеров, начало работы с которыми произошло еще в первый (1897) его приезд в Мануйловку.
При нас же там было два-три спектакля приезжей киевской труппы Кропивницкого (7), мне очень понравились они, только показались похожими один на другой — все эти обездоленные дивчины, брошенные беспечными панычами, «сердечны Оксаны» («покрытки»).
И нам изредка — Людмиле Дмитриевне Самойленко и мне — выпадали минуты хорошего настроения Алексея Максимовича, когда случайно мы ему попадались под исход дня где-нибудь в парке, и он чувствовал потребность рассказать что-нибудь из своих странствий и мог проговорить пего ночь напролет...
В конце лета (в августе) пришло извещение о приеме Николая Захаровича в Киевский, только что открытый политехнический институт, на должность старшего лаборанта.
Он сдал свои дела в Крюкове и уехал в Киев, а я осталась в Мануйловке дожидаться, когда он получит квартиру,
А жизнь в Мануйловке текла как будто ровно и спокойно, но как в окружении, так и в семье Пешковых вспыхивали острые моменты. Екатерина Павловна и Алексей Максимович без памяти любили трехлетнего сынишку. Красивый, унаследовавший прекрасные глаза и волнистые волосы матери и отцовский темперамент, он был труден для воспитания: быстрый, как молния, изобретательный на проказы (например: соседу за обедом нальет воды в карман или насыплет ложку соли в суп) и очень упрямый. Екатерина Павловна была в вечной тревоге за него.
И вот одним ранним утром вне себя прибегает она к нам, плачет, рвет на себе волосы — у Макса температура до 40°. Врача достать трудно. Мы, люди уже опытные, говорим, что если не захвачено горло или легкие, то температура у детей легко поднимается. За врачом послано, к вечеру выяснится, есть ли опасность, но она буквально была на грани помешательства.
Конечно, мы оказались правы: врач приехал, лекарства даны, через три дня мальчик уже купался...
А двое наших «философов» (долго они не рассказывали нам про этот «казус»), однажды гуляя далеко в степи, чуть не погибли: волы, обычно очень спокойные, в сильные жары подвергаются припадкам бешенства, собираются небольшими группами и бросаются на встречных. В пылу разговора Алексей Максимович и Николай Захарович подпустили их близко и еле убежали, спрятались в овраге (балке)...
Как проходил обыкновенный рядовой день в Мануйловке?
До наступления сильной жары, часов в 9—10, приезжал на арбе дядько — везти детей с нянями и матерями на Псёл. Это был типичный дядько Карпо, не вынимающий за несколько часов нашего купанья трубки изо рта, не говоривший и пяти слов за все время, и слова-то все односложные: «вже», «ще», а волам кричал «цоб-цоб-цобе». Ребята теребили его, просили ехать скорее, а волы бегать не могут. Детям набирали еды, питья, сладостей, если были — фруктов.
У реки под каким-нибудь деревом, на песке весело было играть им песком и камушками, то вылезая, то погружаясь в воду, то усаживаясь в кружок, то снова рассыпаясь; большинство тут же на берегу и высыпались.
Брали с собой и книги, но читались они плохо.
Мужчины не ходили купаться с «семейным дилижансом». Алексей Максимович утрами писал. Потом, если позволяла погода, играли в парке в городки. Лучшим игроком был Алексей Максимович.
Хотя Николай Захарович был очень близорук, он не всегда промазывал; Петров и Толя Средин играли тоже с увлечением. Затем игроки шли также купаться, возвращались все вместе.
Жар спадал медленно, только после 5 часов вечера становилось легче.
Из писем Горького к Чехову, в которых Алексей Максимович и Екатерина Павловна зовут его в Мануйловку, видно, что «тиха украинская ночь» и «украинские соловьи» уже подвергаются беззлобной усмешке: и собаки голодные не дают спать, и украинские лягушки (8).
Местное крупное происшествие, взволновавшее все село,— смерть старой помещицы-княгини. Стояла невыносимая жара. Традиция требовала устроить пышные похороны и богатые поминки на всю округу. Площадь уставлена длинными столами и скамьями; возы продуктов: забитые свиньи, овцы; пекут пироги, варят кисели.
Приглашены важные попы, архиерей, ждут губернатора и всю власть предержащую. И вдруг все приостановлено!
Приехали две сестры умершей и заявили протест против захоронения. По их мнению, это не смерть, а летаргия. В экспертизах и совещаниях прошло двое суток, и адская жара дала неопровержимое доказательство — разложение. Конечно, все заготовленное для поминок погибло.
Важные гости из духовенства и чиновничества уехали к отправлению своих служебных обязанностей, недовольные, что не удалось попить, пожрать, а только помучиться — проехать десятки верст по жаре и пыли... Простонародье высмеивало их с непередаваемым юмором.
Большое впечатление на народ произвел осмотр открытого для всех княжеского склепа.
Глубоко верующие, благочестивые князья, от которых остался лишь легкий коричневый «прах»,— что же сделал «всемогущий» для своих верных слуг?
— Вот где антирелигиозная пропаганда, — заметил Горький.
Эти мелочи мануйловской жизни мне хочется закончить более жизнерадостньми строками.
Считаю лишним писать о поездке на Голтвинскую ярмарку — опа так хороша в горьковском очерке «Ярмарка в Голтве» (9).
Расскажу о последней рыбалке на Пеле, где проявилась вспыльчивость — одна из черт Алексея Максимовича.
Женщины принимали участие главным образом в хозяйственной организации.
Алексей Максимович захотел блеснуть своими пекарскими талантами. Он сам сходил на рынок, купил там большую деревенскую «макитру» сметаны и, так как у нас был очень большой и свободный стол, замесил на нем тесто для каких-то бубликов и коржиков (я немного помогала Алексею Максимовичу), удачно, красиво испек их в русской печи. Но, увы! на вкус они никуда не годились; очевидно, сметана была плохая.
Разглашать о своем «провале» нам не хотелось. Не знаю, куда сбыл их Алексей Максимович, наверное, снес на корм скоту.
Мы, женщины, пробыли па Пеле вечером недолго, дождались, когда вытащили сеть, поставили на костер уху и, поужинав, ушли. Мужская половина осталась до утра, народ подпил, один парубок нагрубил Алексею Максимовичу, вероятно, требовал еще вина, а когда его не оказалось, сказал по адресу Алексея Максимовича — «драные паны».
Алексей Максимович (не в первый раз на моей памяти) взял его поперек туловища и бросил в заросли колючего чертополоха.
Хочется написать несколько слов о том, как я оцениваю мануйловский отрезок времени для общей биографии Алексея Максимовича. Конечно, это был хороший, разумный отдых. Он сам пишет в письмах, что физически очень окреп, поздоровел. Правда, в этих же письмах он добродушно посмеивается над общеизвестными красотами украинской природы. Например, Средину: «Не забудьте написать на полях Вашего Пушкина «Украинская ночь никогда не бывает тиха»(10); Гриневицкой: «А знаете что? Прескучно в Малороссии! Особенно, когда «тиха украинская ночь», а собаки так и лают, так и лают, словно критики»(11).
Это все дружеские шутки, но за ними я слышу и знаю: он не спит по ночам, неутомимый труженик, пишет свои книги... В эти мануйловские ночи оп писал драму, три акта которой он порвал, и начал какую-то длинную повесть(12)? Уехали Пешковы из Мануйловки, как видно из дат его переписки с Чеховым и другими, в сентябре 1900 года (13).
Я же задержалась дольше, потому что Николай Захарович еще не получил квартиры в Киеве, а ехать с семьей в крошечную нанятую им комнату я не соглашалась. Конец 1900 года и 1901 год до декабря наша семья провела в Киевском политехникуме. Там 1 декабря 1901 года окончилась жизнь Николая Захаровича. В Мануйловке он виделся с Алексеем Максимовичем в последний раз... Когда я неоднократно встречалась в последующее время с Алексеем Максимовичем, он повторял одно и то же: «Я буду писать о Николае». Глубоко жаль, что он не исполнил этого обещания и что я так мало видела их вдвоем.
Васильева З.В. О жизни в Мануйловке с семьей Пешкова в 1900 году./А.М. Горький нижегородских лет. Воспоминания. Горький. Волго-Вятское книжное издательство. 1978. Стр. 110-119, 301-302
Печатается по авторизованной машинописи, хранящейся в Архиве А. М. Горького. В текст внесены некоторые коррективы стилистического характера.
1. Орловская Александра Андреевна (урожд. княгиня Шихматова-Ширинская) — владелица имения в с. Мануйловка. В 1900 г. содержала в Мануйловке ясли для крестьянских детей и оказывала покровительство двум приютам, финансировавшимся губернским земством. (См.: «Полтавские губернские ведомости», 1900, 10 августа).
2. Речь идет о сельских учителях Семене Федоровиче и Людмиле Дмитриевне Самойленко.
3. Екатерина Павловна говорит, что в городки играли на площади. Я же помню хорошо, что играли на широкой аллее парка, обычно под вечер. На площади легко можно было попасть в ребят или в стоящих и бродящих овец-маток с молодыми барашками, которых в стадо еще не пускали. Алексей Максимович бросал свою палку так, что она жужжала летя и удар ее был бы ужасен.
4. Л. А. Сулержицкий — очень умный, талантливый и содержательный человек. Он был близок с Л. Н. Толстым, бывал в Ясной Поляне. Я в нем не разобралась тогда, пробовала сделать это позже, прочла его письма к Алексею Максимовичу, но они касались театральных постановок Художественного театра. «Сулер», как сокращенно звали его у Горьких, стал другом Станиславского и режиссером Художественного театра.
5. Александр Богданович (1899—1902)—сын историка и этнографа А. Е. Богдановича и сестры Е. П. Пешковой — Александры Павловны Волжиной (1879—1899).
6. Анастасия Федоровна Шаповал (1878—?)—крестьянка с. Мануйловка, домашняя работница у Пешковых. В 1900 г. переехала с ними в Н. Новгород, чтобы учиться. Впоследствии медицинская сестра в Пятигорске.
7. С 14 мая по 7 июля 1900 г. в летнем театре Кременчуга гастролировала русско-украинская труппа О. 3. Суслова (псевд. Анисима Зиновьевича Резникова, 1857—1929). В репертуаре труппы была драма М. Л. Кропивницкого «Мироед, или Паук». Известна фотография, на которой Горький изображен в группе с Ю. и Н. Тобилевичами, Миколой Вороным, Федором Самойленко и воспитанницей Шихматовой-Ширинской. (См.: Стеценко Л. Ф. Таемнцi розгадано. Киiв, 1966, с. 48—70).
Ознакомившись с публикуемыми воспоминаниями 3. В. Васильевой, Е. П. Пешкова, одобрив их и уточнив несколько дат, писала: «Ты пропустила очень важную в общественном отношении работу Алексея Максимовича по созданию в этот приезд в Мануйловке Народного театра и постановку спектакля с участием и самого Алексея Максимовича как актера и режиссера-постановщика. Это помнят по сие время в Мануйловке» (Письмо цит. по машинописной копии, Архив А. М. Горького).
8. Неточный.пересказ письма Горького А. П. Чехову из Мануйловки от начала июня 1900 г. «Хорошо в этой Мануйловке, очень хорошо,— писал Горький.— Тихо, мирно, немножко грустно. И немножко неловко, странно видеть кучи людей, которые совсем не говорят о литературе, театре и о всем «прекрасном и высоком», до чего им совсем нет дела. Все-таки хохлы—славный народ, мягкий, вежливый, я очень их люблю. Устроились мы недурно. Среди' огромного, старого парка стоит красный каменный дом, в нем семь крошечных нелепых комнат с узкими и низенькими дверями, а в этих комнатах — мы. А рядом с нами, на большой липе, живет семейство сычей. В пруде — лягушки,— а у малорусских лягушек такие мелодичные голоса. Неподалеку от нас церковь; сторож на колокольне бьет часы. Собаки лают. Настоящая украинская луна, смотрит в окно. Думается о боге и еще о чем-то таинственном и хорошем. Хочется сидеть неподвижно и только думать.
Приезжайте-ка сюда. Мы поместим Вас в школе, в том же парке, неподалеку от нас. Комната у Вас будет большая, никто не по.мешает Вам. Тихо будет. Я начал купаться в милой реке Пселе, где ходят огромные щуки. Красивая река. Отсюда, из деревни, при лунном свете и под жалостное пенье лягушек ялтинское бытие кажется мне еще более отвратительным, выдуманным, ненужным. С завтрашнего дня — работаю». (Горький М. Собр. соч. в 30-ти т. Т. 28, с.122-123)..
9. «Ярмарка в Голтве», с подзаголовком «Очерк», впервые напечатана в «Нижегородском листке», 1897, №196, 20 июля и №210, 3 августа. Ярмарку в селе Голтве Горький посетил 29 июня 1897 г. Очерк был написан им, по-видимому, в первой половине июля того же года. В 1911 г. в письме переводчику «Ярмарки в Голтве» на украинский язык М. М. Данько он писал: «С удивительной ясностью вспомнил мои поездки по ярмаркам Полтавщины, фигуры и лица добрых моих знакомых из Мануйловки, Омельника, Манжелии — хорошие два лета прожил я на Псле в 97—8 годах! И так рад был еще раз вспомнить об этом» (Горький М. Полн. собр. соч., Т. 3, с. 568).
10 Неточная цитата из письма Горького Л. В. Средину, посланного из Мануйловки между 26 и 30 августа 1900 г. У Горького: «Сидим мы здесь лишь потому, что у нас нет ни сантима. А холодно! Украинская ночь никогда не бывает тиха, — не забудьте написать это на полях Вашего Пушкина,— потому что потомки Мазепы не кормят своих собак» (Горький М. Собр. соч. в 30-ти т. Т. 28, с. 128).
11 Из письма Горького А. Д. Гриневицкой от 24 августа 1900 г. (См.: Горький М. Собр. соч. в 30-ти т. Т. 28, с. 126).
12 Между 15 и 31 августа Горький написал А, П. Чехову: «Сим извещаю Вас, дорогой Антон Павлович, что драма М. Горького, довезенная им, в поте лица, до третьего акта, благополучно скончалась. Ее разорвало со скуки и от обилия ремарок. Разорвав ее в мелкие клочочки, я вздохнул от удовольствия и в данное время сочиняю из нее повесть». (Горький М. Собр. соч. в 30-ти т. Т. 28, с. 126—127).
13. Из Мануйловки Горький выехал 30 августа 1900 г. через Москву в Нижний Новгород.
Iva (03.08.2015, 12:25) писал:нижегородец, Это вы добавили пометки по Мануйловке в Гугл? - Вчера их не было и я ориентировался по вашим устным описаниям. Пару слов о снимке: если он выкладывается в "туристическом" (для ориентирования на местности) смысле - следует указывать направление "север-юг" А если в "художественном" - и так сойдёт.
Iva, в устном описании я придерживался направлений сторон света, снимок приложил как простую иллюстрацию.
andreyka (03.08.2015, 13:38) писал:Скорее всего, конец сентября.
Это пожалуй, поздно! Ночью уже будет холодно, а тащить с собой кучу шмоток - тяжело.
нижегородец (03.08.2015, 13:42) писал:в устном описании я придерживался направлений сторон света
Они помогли мне разобраться в обстановке и с ориентироваться на местности. Со снимком я разобрался, поскольку знаю где летали ребята на мото дельтапланах и сверил его с космоснимком.
гражданин
гражданин