Есть такое село - Мануйловка

+ 1
Горожане
+ 28
Местный
vayn
12:24, 03.08.2015
это о данном селе?
Горький жил в имении Ширинской - Шихматовой, княгини.
Горький предпочитал ездить к Пслу на возке Карпо Данилыча, любил ездить на сене и не любил барских колясок.
У Псла он беседовал с крестьянами, в узком кругу говорил о политике.
В парке Ширинской под каштаном читал вслух "Катерину" . В те времена, по словам мануйловцев, даже слово политика не было известно. Ловили рыбу, жарили кашу, пели песни.
Но рассказы Горького о Ширинской - Шихматовой занимали мануйловцев в рассказах о Горьком не меньше, чем Горький.
Мне казалось, что все эти рассказы о старом покрылись водорослью вымысла.

Из воспоминаний Л.Н. Хорошкевича.

http://www.horochkiewich.narod.ru/ukraina-04.htm

Письма М. Горького из Мануйловки
1. ПЕШКОВОЙ Е.П. (12 [24] октября 1897, Мануйловка)
(Пешкова Екатерина Павловна (род. 1878) - урождённая Волжина, с 1896 г. жена М.Горького. )

2. ЧЕХОВУ А.П. (Начало [середина] июня 1900, Мануйловка)

Захотелось написать Вам несколько слов. Я уже в Мануйловке, и адрес мой таков:
Почтовая станция Хорошки, Кобелякского уезда, Полтавской губернии, в село Мануйловку.

...Хорошо в этой Мануйловке, очень хорошо. Тихо, мирно, немножко грустно. И немножко неловко, странно видеть кучи людей, которые совсем не говорят о литературе, театре и о всём "прекрасном и высоком", до чего им совсем нет дела. Всё-таки хохлы - славный народ, - мягкий, вежливый, я очень их люблю. Устроились мы недурно. Среди огромного, старого парка стоит красный каменный дом, в нём семь крошечных нелепых комнат с узкими и низенькими дверями, а в этих комнатах - мы. А рядом с нами, на большой липе, живёт семейство сычей. В пруде - лягушки, - а у малорусских лягушек такие мелодичные голоса. Неподалёку от нас церковь; сторож на колокольне бьёт часы. Собаки лают. Настоящая украинская луна смотрит в окно. Думается о боге и ещё о чём-то таинственном и хорошем. Хочется сидеть неподвижно и только думать.
Приезжайте-ка сюда. Мы поместим Вас в школе, в том же парке, неподалёку от нас. Комната у Вас будет большая, никто не помешает Вам. Тихо будет. Я начал купаться в милой реке Псле, где ходят огромные щуки. Красивая река. Отсюда, из деревни, при лунном свете и под жалостное пенье лягушек ялтинское бытие кажется мне ещё более отвратительным, выдуманным, ненужным. С завтрашнего дня - работаю.
Вам желаю того же и доброго здоровья желаю и всего хорошего. Крепко жму руку и - до свидания, пока.
Напишите, едете ли в Париж, и, пожалуйста, высылайте мне корректуры, как обещали. Ну, до свидания, Антон Павлович! Поклон Вашей маме и сестре. Жена тоже кланяется Вам, просит напомнить о каком-то Вашем портрете, обещанном ей, просит передать её поклоны Вашей семье.

А. Пешков
http://gorkiy.lit-info.ru/gorkiy/pisma/pismo-108.htm
5. А. Д. ГРИНЕВИЦКОЙ
[Гриневицкая А. Д. - сотрудница прогрессивной газеты "Нижегородский листок", жена главного редактора этой газеты. - Ред.]
24 августа [6 сентября] 1900, Мануйловка.
Милостивая государыня,
многоуважаемая, искренно чтимая, а говоря проще - добрая и славная
Александра Дмитриевна!
Прочитав в расчудесной газете Вашей, что в первых числах сентября М.Горький имеет вернуться в Нижний, я возымел желание подтвердить сие важное сообщение, - репутация "Н.[ижегородского] л.[истка]" дорога мне, и я не хочу, чтоб его упрекали в распространении ложных известий. А посему - задержите отправку газеты в Хорошки. Вот скромная цель сего пышного послания. Неправда, что горы рождают мышей, мыши рождаются у нас в комнате, в нижней части шкафа, и устраивают себе жилища в ботинках моей жены. По ночам, когда я пишу повести, они пищат от наслаждения при мысли, что со временем будут их грызть. Вы можете сообщить в "Листке", что М.Горький начал писать: а) три повести, б) роман в двух частях, в) драму, г) статью о музыке народной и оперной, д) курс астрономии.
Сообщите также, что, возвратившись в Нижний, я буду принимать у себя во всякое время дня и ночи людей, которые пожелают дать мне в долг денег.
Гонорар, который следует уплатить Адаму Егоров[ич]у [Богдановичу] за сообщение о моём приезде, - отдайте мне. Он уже достаточно получил за воду из Волги, Камы и Белой. Какой водопроводчик, скажите!
В данный момент - лают собаки, ибо - ночь. Какие в Малороссии ночи! Удивительно! Настоящие украинские. Но обо всём этом я расскажу Вам со временем.
До свидания!
Вашему супругу - поклон. Большой поклон...
А знаете что? Прескучно в Малороссии! Особенно, когда "тиха украинская ночь" [из поэмы А.С.Пушкина "Полтава"], а собаки так и лают, так и лают, словно критики. Не говорите никому, что в Малороссии скучно. Не поверят, да ещё будут ругаться. Скажут - это оригинальничанье. Я забыл ещё сказать, что здесь чертовски холодно. Но об этом я скажу при свидании.

А. Пешков
http://home.mts-nn.ru/~gorky/TOM/letts_2.htm

Максим Горький — радянський письменник. Проживав у Верхній Мануйлівці у 1897 і 1900 роках. Тут народився його син Максим.

В Мануйловке помещиками были князья Шихматовы-Ширинские. В живых были старая 80-летняя княгиня и ее дочь, вышедшая замуж за простого земского врача Орловского1. Она мне помнится как остаток поколения народниц-семидесятниц. Стриженая, прямая, «нигилистка», охотница поспорить. Я ее редко видела, но слышала, что с Алексеем Максимовичем они при встречах спорили и ссорились по вопросу о крестьянстве. Он тогда был очень настроен про­тив «мужика» за черты собственничества, за косность и жестокость в семейном быту. Слышала, что Орловская пер­вая подошла к нему познакомиться в Воронцовском парке в Алупке в 1897 году и пригласила Пешковых к себе в Мануйловку. Летом того года (перед приездом к нам в Камен­ное) там родился у Пешковых Максим.

Где-то я читала, что эти князья в далеком прошлом были в немилости у правительства и за свободомыслие были высланы пожизненно в свое имение. Современники Пеш­ковых — старая княгиня и ее дочь Орловская — к Алексею Максимовичу и Екатерине Павловне относились прекрас­но. Нам и Самойленко (бывшим учителям Мануйловки)2 предоставили удобные и уютные помещения: школу и быв­шую больницу (не функционировавшую почему-то). Для себя Алексей Максимович и Екатерина Павловна сняли каменный флигель в парке усадьбы.

Пешковы изредка навещали барскую усадьбу, где уст­раивались музыкальные вечера и можно было послушать классическую музыку.

Орловская Александра Андреевна (урожд. княгиня Шихматова-Ширинская) — владелица имения в с. Мануйловка. В 1900 г. со­держала в Мануйловке ясли для крестьянских детей и оказывала покровительство двум приютам, финансировавшимся губернским земством. (См.: «Полтавские губернские ведомости», 1900, 10 ав­густа).
ОРЛОВСКАЯ Александра Андреевна. Кременчуг, Полтавской губ. Действительный член РФО с 1897 г.
(Сп. 1.6.00), в Сп. 1.8.03 и 1.10.06 адрес – почт. отделение Хорошки, Кобянского у., Полтавской губ.

значит там еще и имение было?!
Iva
Жандармы
+ 221
Аксакал
нижегородец,
vayn (03.08.2015, 11:44) писал:покажете потом фото если найдете крест?

Да, конечно!
Что-то выложу сюда, что-то на свой сайт, но пока рано "делить шкуру не убитого медведя"

нижегородец,
Это вы добавили пометки по Мануйловке в Гугл?
- Вчера их не было и я ориентировался по вашим устным описаниям.
Пару слов о снимке: если он выкладывается в "туристическом" (для ориентирования на местности) смысле - следует указывать направление "север-юг" А если в "художественном" - и так сойдёт.
Мне пришлось малость поломать голову где это снято и с какого направления, ведь я раньше в этих местах не был.

Рассказы о Мануйловке почитал с интересом!
- Всем спасибо!
Горожане
+ 28
Местный
vayn
13:05, 03.08.2015
Iva,

да..в Верхней мануйловке была КАМЕННАЯ церковь у кладбища на пересечении дорог
туда с нижней ходили...
Iva
Жандармы
+ 221
Аксакал
vayn (03.08.2015, 12:28) писал:отметки добавил я

Спасибо!
Это добавляет уверенности и упрощает составление маршрута!
Горожане
+ 153
Почетный
гражданин
нижегородец
14:00, 03.08.2015
vayn (03.08.2015, 12:21) писал:Я ее редко видела, но слышала, что с Алексеем Максимовичем они при встречах спорили и ссорились по вопросу о крестьянстве. Он тогда был очень настроен про­тив «мужика» за черты собственничества, за косность и жестокость в семейном быту.


Я уже приводил начало этих воспоминаний в теме "Кременчугские истории" (оно касалось именно Кременчуга).
Теперь их окончание:


Село Мануйловка Кобелякского уезда Полтавской гу­бернии — 18—20 километров от станции железной дороги. Почтовое отделение Хорошки.

Как большинство старинных украинских сел, оно обра­зовалось из отдельных, слившихся между собой хуторов. Прямых улиц в нем нет, а любая усадьба сохранена почти такой, как была в одиночестве: украшена «вишневым са­дочком», где дивчины гордятся «барвиночками» и высоки­ми прямыми мальвами, с крупными цветками всех оттен­ков, кустами сирени, акации, перевитыми хмелем; иногда блеснет где-нибудь млинок (прудок); вода в этих степ­ных местах очень ценится.

Хатки белоснежны, очень картинны, в ясные месячные ночи — особо.

На тростниковых крышах положено старое тележное колесо, на нем — гнездо аиста; профиль его, стоящего на одной ноге, также, как и профиль колодезного журавля (своеобразный, очень высокий, согнутый столб, которым вытягивают ведро из колодца), возникает передо мной при слове Мануйловка.

Этот украинский, быть может, уже давно устаревший мир, в моей памяти живо воскресает, гак же, как и бес­крайние степи, весной такие нежные, привольные, а после гнетущей жары — серые, унылые...

Поля, засеянные подсолнухом, кукурузой, буйной пше­ницей, не похожи на наши среднерусские. И совсем уже новы для нас — бахчи дынь и арбузов...

Километрах в двух от села протекает веселая, изгиби­стая речка Псёл, водятся в ней разные рыбки, дно чистое, песчаное, берега отлогие — купанье чудесное. Местами они порастают небольшими рощами (левадами); птиц там пев­чих, разнообразных и голосистых для Алексея Максимови­ча и Николая Захаровича — не перечесть.
В те времена обязательно где-нибудь рядом с селами виднелась барская усадьба, более или менее красивая и обширная.

В Мануйловке помещиками были князья Шихматовы-Ширинские. В живых были старая 80-летняя княгиня и ее дочь, вышедшая замуж за простого земского врача Орловского (1). Она мне помнится как остаток поколения народниц-семидесятниц. Стриженая, прямая, «нигилистка», охотница поспорить. Я ее редко видела, но слышала, что с Алексеем Максимовичем они при встречах спорили и ссорились по вопросу о крестьянстве. Он тогда был очень настроен про­тив «мужика» за черты собственничества, за косность и жестокость в семейном быту. Слышала, что Орловская пер­вая подошла к нему познакомиться в Воронцовском парке в Алупке в 1897 году и пригласила Пешковых к себе в Мануйловку. Летом того года (перед приездом к нам в Камен­ное) там родился у Пешковых Максим.

Где-то я читала, что эти князья в далеком прошлом были в немилости у правительства и за свободомыслие были высланы пожизненно в свое имение. Современники Пеш­ковых — старая княгиня и ее дочь Орловская — к Алексею Максимовичу и Екатерине Павловне относились прекрас­но. Нам и Самойленко (бывшим учителям Мануйловки) (2) предоставили удобные и уютные помещения: школу и быв­шую больницу (не функционировавшую почему-то). Для себя Алексей Максимович и Екатерина Павловна сняли каменный флигель в парке усадьбы.

Пешковы изредка навещали барскую усадьбу, где уст­раивались музыкальные вечера и можно было послушать классическую музыку.

Самойленко поместились в школе: две крупные класс­ные комнаты с широким коридором; печки топились соло­мой. Благодаря этому отоплению я могла там задержаться и на морозную осень. А мы получили помещение больни­цы; коридор, три маленькие однокомнатные палаты и две большие светлые комнаты.

Помещичья усадьба была окружена парком, одной сто­роной парк прилегал к площади с белой церковью. От усадьбы через парк шла прямая, как стрела, широкая липо­вая «главная» аллея.

Приблизительно на половине ее стоял солидный, но уже снаружи полуоблупленный каменный флигель с террасой, в нем было семь средней величины комнат. Там помести­лись Пешковы. Внутри он был неудобен — комнаты шли одна за другой полукругом. Но кругом были такие пре­красные вековые дубы и липы, меж ними лужайки, на которых игра в городки была укрыта от любопытных и по­рой надоедливых деревенских ребят (3); там и в жару было прохладнее, чем где-либо.

Людей у Пешковых набралось немало. На все лето при­ехал писатель Петров-Скиталец; юноша Анатолий Сре­дин — сын друга Горького; длительно жил многолетний и большой друг Горького Леопольд Антонович Сулержицкий (4), очень многосторонний и «занятный парень», как любил выражаться Николай Захарович. А в семье у них, кроме своего Максима, был мальчик Шура, лет двух или меньше, сын умершей сестры Екатерины Павловны, кото­рого они взяли на воспитание (5), его няня.

Никак не могу припомнить точно, но, кажется, мы тоже обедали у них, потому что при нашем помещении не было ни кухни, ни керосинки. Николай Захарович был страст­ный «чаепийца», и двухразовый самовар был узаконен в нашей семье.

У меня на руках было тогда трое детей: шести, трех лет и восьми месяцев. Няни у меня не было, лишь перед отъездом я наняла очень хорошую украинку Настю Шаповал (6), которую я увезла с собой в Киев, а потом и в Крым.

Почти так же жили и матери двух других семей. У Самойленко четверо детей-дошкольников, и она вела с ними каждый день учебные занятия.

У Екатерины Павловны Максим тоже требовал много заботы по своему крайне живому темпераменту, а малень­кий двухлетний воспитанник Шура, очень хрупкий и болезненный, постоянно болел, хотя у Пешковых для приго­товления еды была повариха, а мать Екатерины Павлов­ны — Мария Александровна Волжина — не спускала с ма­ленького Шуры глаз, все же Екатерина Павловна была сильно связана...

Все мужчины были отличными ходоками, и беседы их происходили далеко в степи.

Ни разу мне не пришлось увидеть Алексея Максимо­вича среди деревенских актеров, начало работы с которы­ми произошло еще в первый (1897) его приезд в Мануйловку.

При нас же там было два-три спектакля приезжей ки­евской труппы Кропивницкого (7), мне очень понравились они, только показались похожими один на другой — все эти обездоленные дивчины, брошенные беспечными паны­чами, «сердечны Оксаны» («покрытки»).

И нам изредка — Людмиле Дмитриевне Самойленко и мне — выпадали минуты хорошего настроения Алексея Максимовича, когда случайно мы ему попадались под исход дня где-нибудь в парке, и он чувствовал потребность рас­сказать что-нибудь из своих странствий и мог проговорить пего ночь напролет...

В конце лета (в августе) пришло извещение о приеме Николая Захаровича в Киевский, только что открытый по­литехнический институт, на должность старшего лаборан­та.

Он сдал свои дела в Крюкове и уехал в Киев, а я оста­лась в Мануйловке дожидаться, когда он получит квар­тиру,

А жизнь в Мануйловке текла как будто ровно и спо­койно, но как в окружении, так и в семье Пешковых вспы­хивали острые моменты. Екатерина Павловна и Алексей Максимович без памяти любили трехлетнего сынишку. Красивый, унаследовавший прекрасные глаза и волнистые волосы матери и отцовский темперамент, он был труден для воспитания: быстрый, как молния, изобретательный на проказы (например: соседу за обедом нальет воды в кар­ман или насыплет ложку соли в суп) и очень упрямый. Екатерина Павловна была в вечной тревоге за него.

И вот одним ранним утром вне себя прибегает она к нам, плачет, рвет на себе волосы — у Макса температура до 40°. Врача достать трудно. Мы, люди уже опытные, го­ворим, что если не захвачено горло или легкие, то темпера­тура у детей легко поднимается. За врачом послано, к ве­черу выяснится, есть ли опасность, но она буквально была на грани помешательства.

Конечно, мы оказались правы: врач приехал, лекарства даны, через три дня мальчик уже купался...

А двое наших «философов» (долго они не рассказывали нам про этот «казус»), однажды гуляя далеко в степи, чуть не погибли: волы, обычно очень спокойные, в сильные жары подвергаются припадкам бешенства, собираются небольши­ми группами и бросаются на встречных. В пылу разговора Алексей Максимович и Николай Захарович подпустили их близко и еле убежали, спрятались в овраге (балке)...

Как проходил обыкновенный рядовой день в Мануй­ловке?

До наступления сильной жары, часов в 9—10, приезжал на арбе дядько — везти детей с нянями и матерями на Псёл. Это был типичный дядько Карпо, не вынимающий за несколько часов нашего купанья трубки изо рта, не го­воривший и пяти слов за все время, и слова-то все одно­сложные: «вже», «ще», а волам кричал «цоб-цоб-цобе». Ребята теребили его, просили ехать скорее, а волы бегать не могут. Детям набирали еды, питья, сладостей, если бы­ли — фруктов.

У реки под каким-нибудь деревом, на песке весело было играть им песком и камушками, то вылезая, то погружаясь в воду, то усаживаясь в кружок, то снова рассыпаясь; большинство тут же на берегу и высыпались.

Брали с собой и книги, но читались они плохо.

Мужчины не ходили купаться с «семейным дилижан­сом». Алексей Максимович утрами писал. Потом, если позволяла погода, играли в парке в городки. Лучшим игроком был Алексей Максимович.

Хотя Николай Захарович был очень близорук, он не всегда промазывал; Петров и Толя Средин играли тоже с увлечением. Затем игроки шли также купаться, воз­вращались все вместе.

Жар спадал медленно, только после 5 часов вечера становилось легче.

Из писем Горького к Чехову, в которых Алексей Мак­симович и Екатерина Павловна зовут его в Мануйловку, видно, что «тиха украинская ночь» и «украинские соловьи» уже подвергаются беззлобной усмешке: и собаки голодные не дают спать, и украинские лягушки (8).

Местное крупное происшествие, взволновавшее все село,— смерть старой помещицы-княгини. Стояла невыно­симая жара. Традиция требовала устроить пышные похо­роны и богатые поминки на всю округу. Площадь уставле­на длинными столами и скамьями; возы продуктов: заби­тые свиньи, овцы; пекут пироги, варят кисели.

Приглашены важные попы, архиерей, ждут губернато­ра и всю власть предержащую. И вдруг все приостанов­лено!

Приехали две сестры умершей и заявили протест против захоронения. По их мнению, это не смерть, а летаргия. В экспертизах и совещаниях прошло двое суток, и адская жара дала неопровержимое доказательство — разложение. Конечно, все заготовленное для поминок погибло.

Важные гости из духовенства и чиновничества уехали к отправлению своих служебных обязанностей, недоволь­ные, что не удалось попить, пожрать, а только помучить­ся — проехать десятки верст по жаре и пыли... Простона­родье высмеивало их с непередаваемым юмором.

Духовные пастыри, «сам» губернатор, предводитель дворянства, земские начальники — уехали не солоно хле­бавши!

Большое впечатление на народ произвел осмотр откры­того для всех княжеского склепа.

Глубоко верующие, благочестивые князья, от которых остался лишь легкий коричневый «прах»,— что же сделал «всемогущий» для своих верных слуг?

— Вот где антирелигиозная пропаганда, — заметил Горький.

Эти мелочи мануйловской жизни мне хочется закон­чить более жизнерадостньми строками.

Считаю лишним писать о поездке на Голтвинскую яр­марку — опа так хороша в горьковском очерке «Ярмарка в Голтве» (9).

Расскажу о последней рыбалке на Пеле, где проявилась вспыльчивость — одна из черт Алексея Максимовича.

Женщины принимали участие главным образом в хо­зяйственной организации.

Алексей Максимович захотел блеснуть своими пекар­скими талантами. Он сам сходил на рынок, купил там боль­шую деревенскую «макитру» сметаны и, так как у нас был очень большой и свободный стол, замесил на нем те­сто для каких-то бубликов и коржиков (я немного помога­ла Алексею Максимовичу), удачно, красиво испек их в рус­ской печи. Но, увы! на вкус они никуда не годились; оче­видно, сметана была плохая.

Разглашать о своем «провале» нам не хотелось. Не знаю, куда сбыл их Алексей Максимович, наверное, снес на корм скоту.

Мы, женщины, пробыли па Пеле вечером недолго, до­ждались, когда вытащили сеть, поставили на костер уху и, поужинав, ушли. Мужская половина осталась до утра, народ подпил, один парубок нагрубил Алексею Максимо­вичу, вероятно, требовал еще вина, а когда его не оказа­лось, сказал по адресу Алексея Максимовича — «драные паны».

Алексей Максимович (не в первый раз на моей памя­ти) взял его поперек туловища и бросил в заросли колю­чего чертополоха.

Хочется написать несколько слов о том, как я оцени­ваю мануйловский отрезок времени для общей биографии Алексея Максимовича. Конечно, это был хороший, разум­ный отдых. Он сам пишет в письмах, что физически очень окреп, поздоровел. Правда, в этих же письмах он добро­душно посмеивается над общеизвестными красотами укра­инской природы. Например, Средину: «Не забудьте напи­сать на полях Вашего Пушкина «Украинская ночь никогда не бывает тиха»(10); Гриневицкой: «А знаете что? Прескучно в Малороссии! Особенно, когда «тиха украинская ночь», а собаки так и лают, так и лают, словно критики»(11).

Это все дружеские шутки, но за ними я слышу и знаю: он не спит по ночам, неутомимый труженик, пишет свои книги...
В эти мануйловские ночи оп писал драму, три акта ко­торой он порвал, и начал какую-то длинную повесть(12)?
Уехали Пешковы из Мануйловки, как видно из дат его переписки с Чеховым и другими, в сентябре 1900 года (13).

Я же задержалась дольше, потому что Николай Захарович еще не получил квартиры в Киеве, а ехать с семьей в крошечную нанятую им комнату я не соглашалась.
Конец 1900 года и 1901 год до декабря наша семья провела в Киевском политехникуме. Там 1 декабря 1901 года окончилась жизнь Николая Захаровича. В Мануйловке он виделся с Алексеем Максимовичем в последний раз...
Когда я неоднократно встречалась в последующее время с Алексеем Максимовичем, он повторял одно и то же: «Я буду писать о Николае». Глубоко жаль, что он не исполнил этого обещания и что я так мало видела их вдвоем.

Васильева З.В. О жизни в Мануйловке с семьей Пешкова в 1900 году./А.М. Горький нижегородских лет. Воспоминания. Горький. Волго-Вятское книжное издательство. 1978. Стр. 110-119, 301-302


Примечания


P.S. Статью сканировал и распознавал сам.
Горожане
+ 21
Гастарбайтер
Iva, Сроки пока не определены. Полеты сильно зависят от погоды. Скорее всего, конец сентября.
Горожане
+ 153
Почетный
гражданин
Iva (03.08.2015, 12:25) писал:нижегородец,
Это вы добавили пометки по Мануйловке в Гугл?
- Вчера их не было и я ориентировался по вашим устным описаниям.
Пару слов о снимке: если он выкладывается в "туристическом" (для ориентирования на местности) смысле - следует указывать направление "север-юг" А если в "художественном" - и так сойдёт.


Iva, в устном описании я придерживался направлений сторон света, снимок приложил как простую иллюстрацию.
Iva
Жандармы
+ 221
Аксакал
andreyka (03.08.2015, 13:38) писал:Скорее всего, конец сентября.

Это пожалуй, поздно! Ночью уже будет холодно, а тащить с собой кучу шмоток - тяжело.

нижегородец (03.08.2015, 13:42) писал:в устном описании я придерживался направлений сторон света

Они помогли мне разобраться в обстановке и с ориентироваться на местности.
Со снимком я разобрался, поскольку знаю где летали ребята на мото дельтапланах и сверил его с космоснимком.
Горожане
+ 28
Местный
Iva
Жандармы
+ 221
Аксакал
vayn,
- Спасибо, но космоснимке местность просматривается, куда лучше и детальнее.
 
Доступ закрыт.
  • Чтобы отвечать в темах данного форума Вам нужно авторизоваться на сайте