Жизнь - как она есть.

Очень часто в Сети набредаю на что-то такое, что трогает до глубины души, заставляет задуматься, поразмышлять. Просто прочесть и умилиться. Посмаковать красиво сплетенные предложения, удивиться сюрреалистичности жизненной истории.
Вот, например, сегодня утром..

А ваша девочка всегда такая спокойная?
Есть вопросы, которые ни в коем случае нельзя задавать. Я когда-то об этом писала - так вот, их по-прежнему нельзя задавать. "А вы серьезно никогда ничего не теряли?", "А ваша старая машина никогда не ломается?", "А вы действительно можете съесть что угодно, и у вас ничего не заболит?". Особенно нельзя задавать такие вопросы про детей. Особенно на ночь. "А ваша девочка всегда такая спокойная?" "А ваш ребенок никогда не просыпается по ночам?"…

В десять вечера к вам заходит соседка, по какому-то мелкому делу. И умиляется тишине, царящей в доме.
- Уже уложили, да?
- Уложили, - гордитесь вы. В сердце у вас приятно плещется надежда на тихий вечер.
- И маленькую уложили? – продолжает умиляться соседка.
"И маленькую", ха. Маленькую-то уложить не фокус, на ручки взял да уложил. Вот с большой сложнее – ей еще нужно доказать смысл сна вообще, смысл сна в данное конкретное время, а также смысл сна относительно неё (все могут ложиться, только причем тут она?).
Но в данные десять вечера вам повезло: все действительно спят. И тут соседка произносит роковую фразу.
- Какая у вас маленькая девочка спокойная, - говорит она. - Просто прелесть.
 
Спокойная маленькая девочка, которая просто прелесть, провела крайне насыщенный день. Он практически весь заключался в том, что она вам "что-то не нравилась". Как-то несладко спала, без интереса обозревала пространство, цыпсила, поднывала и жаловалась на жизнь. А главное – не улыбалась. Возможно, если бы к вам приставали, растягивая губы, и двадцать раз подряд с дурацким видом произносили ваше имя, вы бы тоже не улыбались. Вот и она.

Ради единственной улыбки просто прелести вы старались, корчили рожи, изображали любящую мамочку и пьяного крокодила, но клиент оставался суров. Так до десяти вечера и оставался. Когда такой же маленькой, как сейчас просто прелесть, была ваша старшая дочь, вам запомнилась фраза кого-то из бабушек: "Глупые родители, совсем замучили ребенка, вот он и заснул". Возможно, в этом дело.

Справедливо рассудив, что вы уже, слава богу, не грудной младенец, и спать вам надо несколько меньше, вы проводите длинный вечер в интересных разговорах и полезных делах. После чего соображаете, что время – час ночи, и сейчас на кормежку проснется просто прелесть. Поэтому ложиться спать нет смысла: все равно разбудят. Раз будят, два будят… Вы сидите и ждете. Разговоры договорены, дела доделаны, вам бы спать – но смысл? Вы ждете дальше. Время идет. Просто прелесть спит, как маленький ангел. "Какая спокойная девочка", с умилением думаете вы, склоняя голову на такой удобный письменный стол.

В два часа ночи ваше терпение заканчивается. "Скажет во сне один "цып", сочту проснувшейся, разбужу и накормлю", кровожадно мечтаете вы. Спокойная девочка послушно говорит "цып!", вы хватаете ее и быстро мотивируете поесть. Девочка ест, задача выполнена, можно спать.

Вы несете наевшегося клиента в кроватку, но по дороге вас что-то смущает. Вас смущают два блестящих глаза, с интересом глядящих с вашего плеча. У вас не очень большой опыт в грудных младенцах, но раньше вам казалось, что спят они как-то не так. "Цып!" – говорит просто прелесть, стоит вам положить ее в постель. Глаза блестят даже в темноте. "Недоела", - с жалостью понимаете вы и несете клиента обратно.

Поесть просто прелесть не отказывается никогда. Она ест повторно, повторно относится в кроватку, но на этот раз говорит свой "цып!" еще до того, как вы ее туда положили. "Недоела?" – недоверчиво думаете вы.

Поесть просто прелесть не отказывается никогда…

Через полтора часа вам с горечью приходится признать, что ребенок просто выспался. Время подкатывает к четырем утра, просто прелесть щебечет у вас под боком, на востоке медленно сереет горизонт. Стоит вам опустить голову на подушку, вы слышите "Цып!" и вздрагиваете, усердно делая вид, что присутствуете. Просто прелесть не требует изысканной беседы. Она вообще ничего не требует, ей просто нравится видеть, что она здесь не одна. Поэтому вашего вертикального наличия достаточно. Нет, именно вертикального, горизонтальное - оно как-то не то. Диагональное тоже неплохо, но оно неумолимо стремится к горизонтальному, а там – цып!

Восток начинает розоветь.

За окном вовсю распеваются птицы, и вы засыпаете явочным порядком. На вас уже бесполезно цыпсить, на вас бесполезно даже кричать в мегафон. Вы спите. Светает. Но что это за пронзительный звук, раз за разом вторгающийся в ваши глубокие сны?
Вы надеетесь, что это нашествие инопланетян. Нет, вы просто уверены, что это инопланетяне. Больше просто некому: люди в такое время спят. Половина шестого утра. Какие люди.
А инопланетян можно игнорировать. Вы их сюда не звали. Правда, в какой-то момент вам начинает казаться, что это они вас куда-то зовут. Но единственный, кто имеет право вас куда-то звать в половину шестого утра – это ваш грудной ребенок. А он не спал полночи, поэтому сейчас никак не может быть проснувшимся.

Инопланетяне становятся назойливыми. Их так много, что вы отрываете голову от подушки. Сейчас вы их убьете сразу всех.

Из детской кроватки на вас приветливо смотрят два блестящих глаза. Просто прелесть не требует конкретных действий. Ей просто нравится видеть, что она здесь не одна.

Вы чувствуете себя до синяков избитым дирижаблем. Всю ночь вы кормили благодарного столовника, поэтому под утро организм решил, что у вас тройня, и выработал соответствующее количество молока. Шатаясь, вы берете на руки щебечущего клиента, чтобы покормить хотя бы его – раз уж, хоть убей, не можете вспомнить, куда вы дели оставшихся двоих.

Но просто прелесть не хочет есть! Она сыта и довольна. Она весело крутит головой, машет лапками и совершенно не похожа на то задумчивое создание, которое вам "что-то не нравилось" вчера. А у вас нет даже сил надеть очки. Вы подносите к детке близорукую, лохматую, совершенно чугунную голову (которую лучше никому бы сейчас не видеть, но другой у вас нет) – и думаете о том, что дети, к сожалению, не выбирают, как выглядят их родители по утрам.

А просто прелесть говорит "цып!", взмахивает руками - и вдруг широко, во весь рот улыбается вам. Впервые в жизни.
(с)

+1000 держу свое чудо на руках... смотрю ему в глаза...любусь своим сынулей... И ПУСТЬ ВЕСЬ МИР ПОДОЖДЕТ!!!!!!!!!!

Стою в магазине, выбираю продукты. Утро, магазин почти пустой.
- Простите, - раздается тихий голос, - вы не поможете мне достать с верхней полки вон ту коробку?
Тихий голос принадлежит худенькой старушке в платке и чуть ли не в халате. Так, набросила что-то на плечи и вышла в магазин. Тот факт, что человек попросил меня что-то достать ему сверху, много говорит о его росте. Старушка не достает не то что до верхних – до средних полок.
Я трезво прикидываю свои возможности, встаю на цыпочки, вытягиваю руку, подпрыгиваю – и в прыжке достаю-таки вожделенную коробку. Точнее, сшибаю на пол. Поднимаю, подаю старушке. Старушка смеется, благодарит и убредает к дальним стеллажам, где продолжает набирать себе что-то незаметное – там булочку, здесь баночку йогурта и кусочек сыра.
Я смотрю на нее, и понимаю, что старушку надо предложить подвезти. Мало-помалу, но со всеми баночками и булочками у нее образуется здоровенный баул, который она с явным трудом несет до кассы. Встаю за ней, плачу за свои продукты и выхожу следом. «Вот, - думаю, - сейчас предложу».
Но не успеваю. Еще паркуясь, я заметила рядом со своей машиной огромный серый «Крайслер». Весь какой-то перламутровый, гордый и сияющий. «Бип», говорит «Крайслер», заметив старушку. Старушка поправляет платок, запихивает баул в багажник, садится за руль, бойко выкатывается с тесной стоянки и уезжает, на прощание издав в честь меня лихой гудок.
(с)

Этот карандаш любил писать письма. Все письма были о любви. И это меня не удивляло, потому что карандаш был розовым. Розовый карандаш писал о любви. Писал он сам, мне только приходилось его держать и подтачивать. Когда отдельное письмо было готово, я сразу отправлял его ей. И карандаш тут же начинал новое.

Мне нравилось ему помогать. Я даже был в восторге от такого маленького, но важного применения своих усилий. Вы бы тоже были в восторге! Карандаш писал наивные, красивые письма и, конечно, я не мог не знать о чем они. В них её волосы развивал еще прохладный утренний июньский ветерок, сон избегал пробуждения, да и само пробуждение не спешило разрывать легкую паутинку счастливых видений. Та, которой я отправлял письма карандаша, была в них капелькой дождя, в лучах заходящего солнца. Она наполняла мир всеми оттенками цветов – детей света, а цветы в этих сладких картинках были распущены, ярки или нежно бледны, и всегда пахли ароматами томления, встреч и наслаждений.

Иногда карандаш протыкал бумагу и замирал. В такие моменты я старался дышать тихо и ни о чем не думать, чтобы никакая, самая отдаленная, самая глупая мысль не могла нарушить тишину, в которую уходил розовый карандаш. Мне казалось, что в эти мгновения он грустил. Может быть, так оно и было, но как только он оживал, на листе я снова видел её прекрасный образ, вплетенный в солнечный ромашковый венок или обласканный звуками музыки, которую иногда исполняют наши сердца.
Музыка сердец … Я думаю, что розовый карандаш слышал её постоянно. Он как будто был продолжением каждого человеческого сердца, каждого чувства. Оставляя на белом тумане листа ровный розовый след от своего полета, карандаш, словно ракета, прорезал молчаливый, пустой горизонт не нужного никому безмолвия. Он единственный, кто менял золото молчания на безудержную, разгоняющую кровь молнию слов. И тут же рождались мелодии. Разные мелодии снов. И всё изменялось – он был дирижером, а я был дирижерской палочкой в руках маэстро, карандаш становился скрипачом, а я – то ли смычком, то ли скрипкой. Он создавал, я помогал. Это было восхитительно, это захватывало и будоражило ум. Это было бесконечным счастьем творить любовь, творить ради любви.

Бесконечное счастье… Вы уже догадались, что ощущение бесконечности, как всегда было обманчивым? Я не сразу заметил, что с каждым новым письмом, карандаш становился меньше. Видимо, я настолько был поглощен процессом, что эта естественная взаимосвязь, ускользнула от моего сознания. Реальность, как говорится, была беспощадной. Карандаш таял у меня на глазах, таял в моих руках! Я должен был что-то изменить, должен был как-то отдалить его уход! Сперва я перестал точить карандаш ножом, на манер чертежных остроконечных пик, и в ход пошла обычная точилка. Розовую плоть стержня лезвия точилки почти не касались. Последние срезы, минуя плоть, я все равно делал ножом, но при этом стержень был теперь округлым и след от карандаша стал толще. Он продолжал исчезать еще быстрее. Ничего не спасало и вскоре мне пришлось реже его точить, растягивая паузы сначала в часы, а затем и в дни. И все же мы снова встречались, и новые письма шли к адресату, шли к ней, которая, может быть, даже и не читала их. Письма уносили меня в мир неведомых, неиспробованных вкусов жизни, и лишь в минуты, когда карандаш снова истирался или дописывал очередное письмо, я спохватывался, и с тоской убирал от себя бумагу и…
розовый карандашик.
Он умирал. И я ничего не мог с этим поделать. Я хотел остановить его, спрятать его в коробку, сохранить на какой-то другой, более важный случай. На другой момент жизни. На другую жизнь. Но это было бессмысленно. Вы согласны? Разве можно отложить счастье? Отложить на время чудесное просветление, неожиданную, манящую магической пустотой любовную тоску, радость от силы, которая рождалась от легкого бега розового карандаша. Всё было просто. Карандаш наполнял каждое письмо сказочной живою водой, испив которую в начале нашего пути, я уже не мог не желать её вкуса снова и снова. Наверное, я уже не мог остановиться. И розовый карандаш тоже не мог иначе. Мы нехотя принимали неизбежность, отправляли новые письма и прощались друг с другом.
Это было печальное зрелище. Карандашик лежал на большом снежном поле, и я понимал, что раскидать этот снег, взбороздить этот холодный листок он снова сможет, но уже только в последний раз. Я держал паузу, но в этот день и моих сил было недостаточно. Письмо, которое было отправлено до этого, уже потребовало не мало мастерства. Карандашик можно было удерживать только двумя пальцами. И сейчас, в этот день прощания, мне пришлось бы уже использовать щипчики, пинцет или еще что-нибудь, дабы позволить карандашу пройти свою последнюю дорогу.
Нет, я не плакал. Мне было не по себе от того, что я не могу по-другому, не могу сохранить ему жизнь. Любовь убивала его, а вместе с ним, кажется, убивала и меня. Я в последний раз смотрел на то, что осталось от карандаша, а потом взял коробку с остальными карандашами, на которой широко и аляповато было выведено «Цветные». Повертел её в руках и мордочкой розового карандаша зачеркнул заводской стандарт. А потом аккуратно, выводя каждую букву, написал «Розовые».
Затем даже черный, всё время ворчащий карандаш тоже писал ей о любви. Только сдержано, конечно …
(с)

9 cамых коротких и трогательных рассказов в мире

1. Джейн Орвис. «Окно».
С тех пор, как Риту жестоко убили, Картер сидит у окна.
Никакого телевизора, чтения, переписки. Его жизнь — то, что видно через занавески.
Ему плевать, кто приносит еду, платит по счетам, он не покидает комнаты.
Его жизнь — пробегающие физкультурники, смена времен года, проезжающие автомобили, призрак Риты.
Картер не понимает, что в обитых войлоком палатах нет окон.

2. Лариса Керкленд. «Предложение».
Звездная ночь. Самое подходящее время. Ужин при свечах. Уютный итальянский ресторанчик. Маленькое черное платье. Роскошные волосы, блестящие глаза, серебристый смех. Вместе уже два года. Чудесное время! Настоящая любовь, лучший друг, больше никого. Шампанского! Предлагаю руку и сердце. На одно колено. Люди смотрят? Ну и пусть! Прекрасное бриллиантовое кольцо. Румянец на щеках, очаровательная улыбка.
Как, нет?!

3. Чарльз Энрайт. «Призрак».
Как только это случилось, я поспешил домой, чтобы сообщить жене печальное известие. Но она, похоже, совсем меня не слушала. Она вообще меня не замечала. Она посмотрела прямо сквозь меня и налила себе выпить. Включила телевизор.
В этот момент раздался телефонный звонок. Она подошла и взяла трубку.
Я увидел, как сморщилось её лицо. Она горько заплакала.

4. Эндрю Э. Хант. «Благодарность».
Шерстяное одеяло, что ему недавно дали в благотворительном фонде, удобно обнимало его плечи, а ботинки, которые он сегодня нашел в мусорном баке, абсолютно не жали.
Уличные огни так приятно согревали душу после всей этой холодящей темноты…
Изгиб скамьи в парке казался таким знакомым его натруженной старой спине.
«Спасибо тебе, Господи, — подумал он, — жизнь просто восхитительна!»

5. Брайан Ньюэлл. «Чего хочет дьявол».
Два мальчика стояли и смотрели, как сатана медленно уходит прочь. Блеск его гипнотических глаз все еще туманил их головы.
- Слушай, чего он от тебя хотел?
- Мою душу. А от тебя?
- Монетку для телефона-автомата. Ему срочно надо было позвонить.
- Хочешь, пойдём поедим?
- Хочу, но у меня теперь совсем нет денег.
- Ничего страшного. У меня полно.

6. Алан Е. Майер. «Невезение».
Я проснулся от жестокой боли во всем теле. Я открыл глаза и увидел медсестру, стоящую у моей койки.
— Мистер Фуджима, — сказала она, — Вам повезло, Вам удалось выжить после бомбардировки Хиросимы два дня назад. Но теперь Вы в госпитале, Вам больше ничего не угрожает.
Чуть живой от слабости, я спросил:
— Где я?
— В Нагасаки, — ответила она.

7. Джей Рип. «Судьба».
Был только один выход, ибо наши жизни сплелись в слишком запутанный узел гнева и блаженства, чтобы решить все как-нибудь иначе. Доверимся жребию: орел — и мы поженимся, решка — и мы расстанемся навсегда.
Монетка была подброшена. Она звякнула, завертелась и остановилась. Орел.
Мы уставились на нее с недоумением.
Затем, в один голос, мы сказали: «Может, еще разок?»

8. Роберт Томпкинс. «В поисках Правды».
Наконец в этой глухой, уединенной деревушке его поиски закончились. В ветхой избушке у огня сидела Правда.
Он никогда не видел более старой и уродливой женщины.
— Вы — Правда?
Старая, сморщенная карга торжественно кивнула.
— Скажите же, что я должен сообщить миру? Какую весть передать?
Старуха плюнула в огонь и ответила:
— Скажи им, что я молода и красива!

9. Август Салеми. «Современная медицина».
Ослепительный свет фар, оглушающий скрежет, пронзительная боль, абсолютная боль, затем теплый, манящий, чистый голубой свет. Джон почувствовал себя удивительно счастливым, молодым, свободным, он двинулся по направлению к лучистому сиянию.
Боль и темнота медленно вернулись. Джон медленно, с трудом открыл опухшие глаза. Бинты, какие-то трубки, гипс. Обеих ног как не бывало. Заплаканная жена.
— Тебя спасли, дорогой!

День лемура.
- А вы знаете, как определить пол лемура? - обратилась заведующая отделом приматов к толпе детей.

На мой неосведомленный взгляд, определить пол лемура довольно просто. У лемуров довольно большой эээ пол. Этот пол настолько велик, что, когда лемур сидит, его пол лежит некоторым образом отдельно от него. В смысле, рядом. Если лемур - мальчик, конечно. Если лемур девочка, то рядом с ним, сидящим, ничего не лежит. Мне казалось, что этого достаточно для определения пола.
- Не знаете? - хитро сощурилась заведующая отделом приматов. Дети выжидательно молчали. Взрослые молчали с нарастающим интересом. - Очень просто! Лемуров-мальчиков сразу видно по черным точкам на груди!
И точно. У всех лемуров на груди - белая манишка. Только у девочек она чисто белая, а у мальчиков - с черными точками по краям. Будто эту манишку защипывали с боков, как тесто в пирожке. Только лемуров-мальчиков защипывали грязными руками, поэтому у них на манишке пятнышки. Которые сразу видно, поэтому и лемуров-мальчиков сразу видно - примерно как негритянского боксера легче всего отличить по голубой каемке на трусах.

Это нам страшно повезло: мы ненароком оказались в зоопарке. "Ненароком" - потому, что изначально собирались стрелять из лука, но обещанной стрельбы почему-то не наблюдалось (или мы её не нашли), и Дима сказал: "А поехали в зоопарк". Поехать в зоопарк было до смешного просто, учитывая, что мы случайно находились через дорогу от него.

Зоопарк и сам по себе прекрасное место, но рука провидения привела нас туда в очень особенный день. Можно сказать, в день лемура.

В Иерусалиме вольер лемуров устроен так, что к ним можно зайти внутрь: гость идет по аллее, а вокруг прыгают хозяева. И в день нашего визита они-таки прыгали, но как! Я много раз была в этом зоопарке и много раз видела этих лемуров. Они казались мне довольно флегматичными созданиями, грациозными, но не слишком общительными. А тут – толпы лемуров оживленно бегали по лужайке, играли, жевали фрукты, приставали к посетителям, кувыркались и летали над нашими головами. Толстые серые тушки, серо-полосатая раскраска и черные «маски» на большеглазых головах – точно толпа застенчивых грабителей, которых за хорошее поведение всей тюрьмой вывезли на пикник.

В роли начальника тюрьмы выступала завотделом приматов, рассказывающая гостям о причине такого веселья. А сейчас я заранее прошу прощения у тех из моих читателей, кто лишен черных точек на белой манишке. Сейчас нам всем предстоит тяжело вздохнуть.

Оказывается, самка лемура может забеременеть только один день в году. Точнее, одни сутки. Раз в году, в течение двадцати четырех часов, у нее длится то, что мы называем "опасными днями" (правда, в данном случае это правильнее назвать "опасными часами"). Все остальные дни у нее совершенно безопасны.
Когда специалист по приматам нам это рассказала, женский голос в толпе негромко, но отчетливо сказал: "Блин".

Я было тоже мысленно сказала "Блин", но тут мне позвонила моя подруга Дина, филолог с исключительно трезвым взглядом на мир. На ее невинный вопрос "Как дела?" я немедленно поделилась интимными подробностями из жизни лемуров. А она ответила: послушай, но если они могут забеременеть всего один день в году, значит, им и хочется этого всего день в году! Проблемы контрацепции для них, конечно, не существует - но и темы секса как таковой не существует тоже. Ну, раз в году.
Причем, что характерно, для всех сразу. У них за это отвечает коллектив.

Мда. Наш вид при таком раскладе долго бы не протянул. И дело даже не в том, что мы остались бы без наших рулад, баллад и соловьиных рощ (хотя и это свело бы жизнь в мышиную нору). Но вы представляете, во что разнузданное человечество превратило бы землю за те двадцать четыре часа, когда ему, наконец, дают?

Так вот, про лемуров. Оказывается, они, единственные из приматов, могут сами решать, каким будет пол будущего ребенка! Лемуренка то есть. В ситуации, где нужны самцы, рождаются самцы, там, где требуются самочки - соответственно. Человечество для себя эти вопросы тоже худо-бедно регулирует, но только на макро-уровне и за десятки лет. А лемуры - в каждой маленькой стае и каждый раз. Кого хотят, того и рожают. А кого не хотят - того, следовательно, нет. И земля цела.
На самом деле, оно и понятно. Если у тебя всего один день на зачатие, на самотек пускать стремно. Мало ли, что там получится... с непривычки-то.
Впрочем, нудноватое человечество и тут бы переругалось: если, скажем, муж хочет мальчика, а жена – девочку. Кто будет решать? Какие-нибудь несчастные пять девочек станут железным поводом для развода: пойди докажи, дорогая, что у тебя это случайно получилось. Все пять раз лет.

У лемуров-то все без вопросов решает жена. Кого жена решила, того и рожаем – и я не уверена, что самец лемура вообще в курсе, что мы тут что-то «решаем». Его раз в год возбуждают, удовлетворяют и оставляют в покое на год. За это время у него рождается отпрыск нужного пола, а он себе может, не отвлекаясь, жевать бананы и качаться на полосатом хвосте. Вместе с отпрыском.
Да, у лемуров царит матриархат. В обществе, где фактически отсутствует тема секса, поневоле будет матриархат. И лемуры сами, в рамках своей иерархии, решают – у кого из самок раньше рождаются дети. Сначала беременеет главная самка в стае, после нее идет клиентура помельче. Когда мало корма или стоят холода, самые слабые самки не беременеют вовсе. Поэтому ни с голодом, ни с перенаселением у них тоже нет проблем.
(В в этом месте сжали зубы сторонники принудительной стерилизации. Впрочем, законопроект провалился бы на стадии определения, кто именно у нас теперь лемур).

Удивительно стабильное общество, эти нежные приматы. Секс раз в году, матриархат, девочки дружат с девочками, мальчики – с мальчиками, большую часть времени тишь, гладь, да железная иерархия. И никаких проблем с контрацепцией. Красота.

(В соседнем с лемурами вольере живут мандрилы – здоровенные обезьяны с надменными лицами и ярко-красным задом. Так вот, у них – никакого матриархата. На наших глазах один из юношей-подростков, забывшись, начал дразнить кормящую самку. Она немедленно дала ему в пятак, юноша визгливо возразил, на крики озабоченными прыжками прибыл патриарх и мощным тычком отправил юношу за бугор. После чего, не глядя, нашарил позади себя одну из жен, и быстро доказал всей округе, кто здесь самец. Обиженный юноша подвывал, но не спорил, восхищенные самки молча кормили детей. У этих тоже явно не было проблем с контрацепцией – правда, решались они немного в ином ключе).

Мы провели у лемуров почти все наше время. Цокали языком, слушали лекцию и любовались непривычно оживленными хозяевами, которые в прямом смысле слова не давали пройти. Нам даже удалось одного из них погладить. Праздничный обед был в разгаре, и «наш» лемур, увлекшись разглядыванием Муси, уронил банан. Муся подняла банан и подала обратно, лемур с серьезным видом взял – и не отодвинулся, когда она дотянулась ладонью до его серой шерстки. Мы с Димой осмелели и погладили тоже. Лемур нас понюхал. Он был нежно-шерстяным на ощупь и немного пыльным, как старая детская шубка, давно висящая в шкафу.

А Ромка трепала лемуров как хотела. Оказывается, они воспринимают детенышей человека просто как детенышей – и не возражают, когда те их трогают (если дотягиваются, конечно). В данном случае дотянуться было несложно: лемуры сидели везде и сами лезли в руки. Роми, ростом чуть выше крупного лемура, свободно перемещалась между ними, гладила, теребила за хвосты, что-то восторженно вещала – в общем, вела себя как дома, где «киску можно трогать, только нежно». Ребенок, выдрессированный трогать животных «только нежно», очень тактично обращается с лемурами. Они сочли ее своей. Детеныш человека бегал среди лемуров и был от них совершенно неотличим.

- Жалко, что у нее нет серого полосатого хвоста, - вслух подумала я, глядя как Дима, перегнувшись через кусты, добывает Ромку из пестрых лемурьих объятий. – Как было бы удобно вытягивать ее за хвост из всяких неудобных мест!
Стоящая рядом со мной работница зоопарка серьезно отозвалась:
- Нет, нельзя было бы вытягивать за хвост. Хвост – это продолжение позвоночника, за него нельзя тянуть. Так что ее хвост был бы, в нашем понимании, бесполезным.
Подумала и добавила, присмотревшись к сероглазой Ромочке, бегающей за серым лемуром:
- Хотя красиво, конечно...
(с)

Когда мы будем считаться на небесах

Когда мы будем считаться на небесах - что мне зачтется?

Любил тебя - ну да, любил тебя. Но вряд ли это можно считать моей заслугой - скорее, заслугой тех, кто все это придумал. Мне многое понравилось, спасибо. Особенно ты.

Били в школе? Ну да, били в школе. Начальник отдела кадров держал за ворот, главный инженер пинал ботинком, электромонтер и автомеханик отвешивали лещей. Строительный подрядчик крутил согнутыми пальцами за нос - "хочешь, покажу Москву?", а менеджер мазал клеем стул. Программист стоял в стороне и не смотрел, журналист рисовал карикатуры на весь класс (я в них был тараканом). После того, как мне сломали ногу в драке, все хором сказали "он упал". Когда мы будем считаться на небесах, что им зачтется? Может, я, а может, Инга Стомина, по кличке "Инка-Сахарок", которая ложилась за спортзалом, сначала с начальником отдела кадров, потом - с автомехаником, потом - с программистом (автомеханик стоял на шухере), а после у нее обнаружили туберкулез, и весь класс погнали на диспансеризацию. Инка-Сахарок лежала в больнице, и весь класс писал ей письма. "Сахарочик, - писал автомеханик, - как дила? Кому дала?". А Инка отвечала из больницы: "Ты лучше всех". Она никого из класса не заразила, ни тогда, ни потом. Что ей зачтется?

Страдал? Ну да, страдал. Плакал, не спал ночами, хотел повеситься. Но не повесился. Зачтется ли мне это, когда мы будем считаться на небесах? Нелюбовь - не доблесть. Ни твоя, ни к тебе.

Женился. Потом развелся. Женился по нелюбви, развелся по любви. Ревновал как черт. Изводил лицом, читал морали, не давал дышать, доводил до слез. Зато не прочел ни одного чужого письма - хотя хотелось. Это - доблесть? Не воровал, не грабил, не убивал. Насчет прелюбодеяния не уверен, с ним сложней. Но от прелюбодеяния неизменно получал удовольствие. Зачтется мне это, когда мы будем считаться на небесах?

Уехал жить заграницу, выучил новый язык. Мог бы и не учить, ведь правда? Это мне было нужно, не небесам.

Жил один, ночами читал газеты. Придумал дать объявление: "Познакомлюсь с красивой девушкой", думал, буду оригинален. Газету выбирал по цене: ту, в которой дать объявление выйдет дешевле всего. Это оказались "Мотоциклетные новости". Сообразил, что просчитался, но было поздно. Деньги они возвращать отказались, объявление напечатали.
В тот же день одна красивая девушка вышла за газетами без очков. И по ошибке купила "Мотоциклетные новости". А дома от удивления стала их листать.
Так я познакомился с Полой.

Пола научила меня ходить в белых брюках, заниматься любовью при ярком свете, обедать в кровати и детской песенке-дразнилке: "Ах какой же, братец Яков, ты лентяй, ты лентяй". Она знала кучу детских песенок, и постоянно бормотала их себе под нос. От нее расходились мелодии, как круги по воде.

Опять женился, уже надолго. Родились дети. Но не я их носил и не я их рожал.

Сделал воздушного змея для Эстель. Змей взлетел и запутался в проводах, и мы не смогли его снять. Эстель подпрыгивала на цыпочках, я принес швабру и стал размахивать ею, пытаясь попасть в провода. Чуть не упал, потом упал - на спину. Ударился головой о камень, закрыл глаза. Эстель наклонилась, и рыжий кончик ее косы коснулся моего носа. Я открыл глаза и запел: "Ах какой же, братец Яков, ты лентяй, ты лентяй". Надо мной в проводах телепался бумажный змей, голова гудела, я тихонько пел, а Эстель смеялась.

Через год ее сбила машина. Эстель лежала в реанимации, я стоял над ней и пел про братца Якова. Меня пытались выгнать все медсестры и лично сам гравврач. "Ты лентяй, ты лентяй". Я не поддавался. "Если на неделе ты лежишь в постели..." На шестьсот девяносто пятом лентяе Эстель очнулась и прошептала: "ай-ай-ай". "У вас был один шанс из ста", - сказал главврач. Я принес ему хорошего коньяка. Вот этот коньяк - он кому зачтется? Мне, главврачу, или Эстель, которая после той аварии прожила еще целых девять лет? Может быть, она замолвит за меня словечко, когда мы будем считаться на небесах.

Я сколотил скворечник, и каждую зиму туда прилетают скворцы. До сих пор.
Я приносил Поле розы весной. В будний день - по одной, в выходные - по пять.
Я поливал черешневое деревце на балконе. Деревце звали "Пола", это я его так назвал. Правда, потом оно все равно засохло.
Я настоял на аборте, когда сказали, что третью беременность Пола может не пережить.
После аборта Пола пошла работать, начала пить антидепрессанты, похудела, сменила прическу и развелась со мной. Когда мы будем считаться на небесах, что ей зачтется? И кому зачтется тот маленький человек, которому на небесах оказалось нечего предъявить?

Зато я научил Бобо совать в рот две конфеты разом.
Бобо был моим любимцем, моим баловнем, моим капризом. Я любил его даже больше, чем Эстель - особенно чем мертвую Эстель. Простит ли она мне это, когда мы будем считаться на небесах?
Я носил Бобо на плечах, научил кататься на велосипеде, водил на уроки скрипки и на дзюдо. Дзюдо Бобо любил, а скрипку терпеть не мог, теперь он играет в оркестре в штате Невада, Пола увезла его в Америку, когда ему было десять, и с тех пор я ни разу его не видел: Пола не захотела. Когда мы будем считаться на небесах, я спрошу ее: почему?

Мне ведь вряд ли зачтется, что было больно. Это не доблесть, когда болит. Но мы еще посмотрим, кто там будет давать отчет: не во мне здесь дело. Я там спрошу, почему так вышло - с Полой, с Бобо, с Эстель, с главным инженером, который попал под упавший трос, и со мной самим, который всех пережил.

Я ведь всех пережил. И вот это мне точно зачтется, когда мы будем считаться на небесах.

Хотя остался автомеханик. Он по-прежнему работает в гараже, обожает трехлетнюю дочь от второго брака и каждый день напивается вхлам - кроме дней, когда ему позволяют с ней встречаться.

Остался менеджер, он пережил жену. Подворовывает на работе, держит породистую собаку, в выходные поет в церковном хоре, хотя в бога не верит. Но в церкви хороший хор.

Остался начальник отдела кадров, выросший до финдиректора, и журналист, выросший до журналиста. Оба работают, не покладая рук.

Остался программист - программисты всегда остаются. Женат, любим, нелюдим. Мало читает, много спит.

И осталась дочь от Инки-Сахарок, умершей в двадцать лет от туберкулеза. Никто не знает, чья. Автомеханик купил ей машину, программист перечисляет деньги, главный инженер оставил в наследство кольцо с рубином, журналист заставил окончить школу. Ко мне она приезжает на каникулы каждый год, хотя я-то здесь точно ни при чем: я ведь тогда со сломанной ногой лежал в больнице.
Инка-Сахарок тогда тоже, как все, сказала "он упал".
Но потом приходила меня навещать. И писала записки: "Ты лучше всех".

Налево сказку говорит.

Иногда в день рождения у меня есть настроение писать Специальный Деньрожденный Текст, а иногда нет. В этом году как-то не выходит формулировать возвышенное и подводить итоги (какие итоги, клиент же еще живой). И тут я, благодаря посту Кирули, вспомнила старую армейскую байку, которую рассказывали у нас как раз когда я служила. Байка славная и по теме моей профессиональной деятельности, при этом целиком и в правильном варианте ее почему-то мало кто знает. Кстати, так получилось, что весь свой воскресный день рождения, с утра и до позднего вечера, я работаю. Без перерывов. И, по-моему, это хорошо. А байка - вот.

Речь о тех временах, когда русскоговорящих интервьюеров в израильских военкоматах еще не было, а русские призывники уже были. Из-за того, что они в большинстве своем плохо владели ивритом, девочки-интервьюеры часто посылали их на проверку к так называемым "офицерам душевного здоровья" (по специальности - психологам или социальным работникам), чтобы те на всякий случай проверяли, все ли в порядке у неразговорчивого призывника. Кстати, офицер душевного здоровья - "кцин бриют нефеш" - сокращенно на иврите называется "кабан". Хотя к его профессиональным качествам это, конечно же, отношения не имеет.
Офицер душевного здоровья в военкомате обычно проводит стандартные тесты - "нарисуй человека, нарисуй дерево, нарисуй дом". По этим тестам можно с легкостью исследовать внутренний мир будущего военнослужащего. В них ведь что хорошо - они универсальные и не зависят от знания языка. Уж дом-то все способны нарисовать. И вот к одному офицеру прислали очередного русского мальчика, плохо говорящего на иврите. Офицер душевного здоровья поздоровался с ним, придвинул лист бумаги и попросил нарисовать дерево.
Русский мальчик плохо рисовал, зато был начитанным. Он решил скомпенсировать недостаток художественных способностей количеством деталей. Поэтому изобразил дуб, на дубе - цепь, а на цепи - кота. Понятно, да?
Офицер душевного здоровья пододвинул лист к себе. На листе была изображена козявка, не очень ловко повесившаяся на ветке. В качестве веревки козявка использовала цепочку.
- Это что? - ласково спросил кабан.
Русский мальчик напрягся и стал переводить. Кот на иврите - "хатуль". "Ученый" - мад'ан, с русским акцентом - "мадан". Мальчик не знал, что, хотя слово "мадан" является наиболее очевидным переводом слова "ученый", в данном случае оно не подходит - кот не является служащим академии наук, а просто много знает, и слово тут нужно другое. Но другое не получилось. Мальчик почесал в затылке и ответил на вопрос офицера:
- Хатуль мадан.
Офицер был израильтянином. Поэтому приведенное словосочетание значило для него что-то вроде "кот, занимающийся научной деятельностью". Хатуль мадан. Почему козявка, повесившаяся на дереве, занимается научной деятельностью, и в чем заключается эта научная деятельность, офицер понять не мог.
- А что он делает? - напряженно спросил офицер.
(Изображение самоубийства в проективном тесте вообще очень плохой признак).
- А это смотря когда, - обрадовался мальчик возможности блеснуть интеллектом. - Вот если идет вот сюда (от козявки в правую сторону возникла стрелочка), то поет песни. А если сюда (стрелочка последовала налево), то рассказывает сказки.
- Кому? - прослезился кабан.
Мальчик постарался и вспомнил:
- Сам себе.
На сказках, которые рассказывает сама себе повешенная козявка, офицер душевного здоровья почувствовал себя нездоровым. Он назначил с мальчиком еще одно интервью и отпустил его домой. Картинка с дубом осталась на столе.
Когда мальчик ушел, кабан позвал к себе секретаршу - ему хотелось свежего взгляда на ситуацию.
Секретарша офицера душевного здоровья была умная адекватная девочка. Но она тоже недавно приехала из России.
Босс показал ей картинку. Девочка увидела на картинке дерево с резными листьями и животное типа кошка, идущее по цепи.
- Как ты думаешь, это что? - спросил офицер.
- Хатуль мадан, - ответила секретарша.
Спешно выставив девочку и выпив холодной воды, кабан позвонил на соседний этаж, где работала его молодая коллега. Попросил спуститься проконсультировать сложный случай.
- Вот, - вздохнул усталый профессионал. - Я тебя давно знаю, ты нормальный человек. Объясни мне пожалуйста, что здесь изображено?
Проблема в том, что коллега тоже была из России...
Но тут уже кабан решил не отступать.
- Почему? - тихо, но страстно спросил он свою коллегу. - ПОЧЕМУ вот это - хатуль мадан?
- Так это же очевидно! - коллега ткнула пальцем в рисунок.- Видишь эти стрелочки? Они означают, что, когда хатуль идет направо, он поет. А когда налево...

Не могу сказать, сошел ли с ума армейский психолог и какой диагноз поставили мальчику. Но сегодня уже почти все офицеры душевного здоровья знают: если призывник на тесте рисует дубы с животными на цепочках, значит, он из России. Там, говорят, все образованные. Даже кошки.
(с)

ИНСТРУКЦИЯ К ЖИЗНИ (выдавать при рождении):

1. Ты получишь тело. Оно может тебе нравиться или не нравиться, но это единственное, что точно будет в твоем распоряжении до конца твоих дней.

2. Тебе придется учиться в школе под названием Жизнь на Планете Земля. Каждый человек и каждое событие - твой Универсальный Учитель.

3. Не существует ошибок, только уроки. Неудачи - неотъемлемая часть успеха. Жертв нет - только ученики и Учителя на разных уровнях.

4. Урок будет повторяться в разнообразнейших формах, пока не будет усвоен полностью. Если не усвоишь легкие уроки - они станут труднее. Когда усвоишь - перейдешь к следующему уроку.

5. Внешние проблемы - точное отражение твоего внутреннего состояния. Если изменишь свой внутренний мир - внешний мир так же изменится для тебя. Боль - это способ, который Вселенная использует, чтобы привлечь твое внимание.

6. Ты поймешь, что урок усвоен, когда твое поведение изменится. Мудрость достигается практикой. Немного чего-то, лучше, чем много ничего.

7. Нет места лучше чем здесь. Там ничуть не лучше, чем здесь. Когда твое там станет здесь, ты получишь другое там, которое опять будет казаться лучше, чем здесь.

8. Другие - всего лишь твое отражение. Ты не можешь любить или ненавидеть то, что есть в других, если это не отражает твоих собственных качеств.

9. Жизнь мастерит раму, а картину пишешь ты. Если ты не возьмешь ответственность за написание картины, то за тебя ее напишут другие.

10. Ты получишь все, что захочешь. Ты подсознательно верно определишь, сколько энергии на что потратить и каких людей привлечь к себе; следовательно, единственно верный способ определить чего ты хочешь - это посмотреть на то, что ты уже имеешь.

11. В определении «правильного» и «неправильного», мораль – плохой помощник. Делай лучшее из возможного.

12. Все ответы находятся в тебе. Ты знаешь больше, чем написано в книгах. Все, что ты должен делать – смотреть в себя, слушать себя и доверять себе.

13. Ты забудешь обо всем этом.

14. Ты можешь вспомнишь об этом всегда, когда захочешь.