Вторая мировая 1939-1945

[url=http://www.kremenchug.ua/topnews/2012/12/10/pod-kremenchugom-nashli-minu-kotoraya-vrosla-v-sosnu-i-podnyalas-nad-zemley-na-15-metra_10026362.html][/url]

В предлагаемом вниманию читателя сборнике документов приводится множество свидетельств о леденящих кровь ужасах, творившихся латышскими коллаборационистами в Белоруссии. При этом многие из них фиксируют неприглядные факты жестокости, но не
раскрывают до конца мотивов преступлений против человечности.
Только ли приказ начальства, ощущение безнаказанности и жажда наживы? На русофобские мотивы расправы над населением белорусских деревень проливают свет доклад офицера по особым поручениям тыла «Русской освободительной армии» (РОА) поручика В. Балтиньша представителю РОА в Риге полковнику В. Позднякову
от 26 мая 1944 года, в котором он, в частности, пишет: «В 1944 году я приехал в деревню Морочково. Вся она была сожжена. В погребах хат расположились латышские эсэсовцы. В день моего приезда их должна была сменить вновь прибывшая немецкая часть, но мне все таки удалось поговорить по латышски с несколькими эсэсовцами.
Я спросил у одного из них – почему вокруг деревни лежат не погребенные трупы женщин, стариков и детей – сотни трупов, а также убитые лошади. Сильный трупный запах носился в воздухе. Ответ был таков:
“Мы их убили, чтобы уничтожить как можно больше
русских”»

В вышеописанных зверствах могли принимать участие не толькосолдаты 15-й дивизии Ваффен СС или «команда Арайса», но и служащие полицейских батальонов, так как они носили к этому времени как старую латвийскую униформу, так и форму Вермахта и Ваф-фен-СС.14 Мотивация зверств, отмеченная в рапорте В.Балтиньша, совпадает с показаниями бывшего офицера 19-го и 321-го латышских полицейских батальонов Альфреда Витиньша.15 В протоколе допроса от 15 декабря 1945 года он отмечает, что в конце мая 1944 года при встрече с капитаном Межгрависом (командир 321-го латышского полицейского батальона) зашел разговор об отсутствии
места для ночевки. В ответ Межгравис сообщил:

«Да, эту “работу”проводил я, я выполнял приказ генерала Еккельна, который приказал все уничтожить русское на своем пути, я сжег более 200 сел и деревень, сжигали также детей и стариков, так как с ними некогда
было возиться, полегло их тут тысяч 10, а может быть и больше, всего разве упомнишь. За это я получил “Железный Крест”. Сжигал и производил я это в 1943 году, а теперь на обратном марше негде остановиться на отдых». И добавил: «Здесь наши батальоны и отряды
поработали неплохо, русские долго будут вспоминать Прибалтику. Их и не следует щадить, а уничтожать всех до единого, приказы Еккельна есть приказ фюрера, и мы должны защищать их интересы»

В состав предлагаемого вниманию читателя сборника вошли документы из Национального архива Республики Беларусь, Центрального архива Федеральной службы безопасности России и Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации, большая часть из которых публикуется впервые.

http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=2812707

Собственно меня всегда интересовал взгляд с двух сторон. Только так можно представить что было на самом деле.

Например читая про одну и ту же операцию воспоминания наших и немцев можно гораздо точнее представить происходящие события.

Ещё интереснее читать про небольшие бои. Так можно понять и прочувствовать атмосферу того времени.

Два взгляда на один бой.

Автор - СКАТ

Одна точка зрения взята из словацкой книги «Словацкая армия в войне против Советского Союза».

Отряд “мобильной группы” (RS) в составе штаба, велосипедной роты 2 разведывательного батальона и части танкового батальона (взвод танков и взвод противотанковых пушек — 6 танков и 3 37-мм пушки) тем временем начал свои первые боевые действия, которые также были первыми боевыми действиями словацких войск на Восточном фронте. Двадцать пятого июня в 23.00 часа RS получила приказ двигаться к деревне Wojtkov, где должна установить контакт с противником.

На рассвете 26-го июня 1941 года RS выдвинулось из Malawe для своих первых боевых действий. Быстро захватив Bircza Leszcawa, полковник Pilfousek приказал продолжить движение по маршруту Leszcawa - Wojtkov до местечка Kroscienko. Проезжая Trzcianiec от местных жителей узнали, что лесистые склоны вокруг села Wojtkov заняты советскими войсками на подготовленных оборонительных позициях. Авангард RS вместе с немецкими мотоциклистами двинулись на Wojtkov.

Когда авангард RS около полудня подошел на эффективную дальность огня советских войск, они открыли огонь из стрелкового оружия (винтовок, ручных и станковых пулеметов). Началась перестрелка, к которой также присоединились словацкие KPV (противотанковые пушки). Велосипедная хота атаковала высоту 497 к северу от Wojtkov, где были сильные советские оборонительные позиции. Солдаты роты при поддержке танков и KPV уничтожили пять пулеметных гнезд с тремя легкими и пятью тяжелыми пулеметами. Их расчеты были в основном убиты. После этого словацкие танки и KPV напали на советские позиции к югу от деревни. Танк под командованием поручика Jana Dula первым подошел к деревне. Его танк LT-35 и LT-40 командира роты надпоручика Jarembka попытались напасть на советскую оборонительную позицию расположенную на холме к югу от Wojtkov, а ещё один LT-35 прикрывал их со стороны деревни. В труднодоступной местности LT-35 Dula и LT-40 Jarembkov застряли в глубокой канаве. Советская пехота обнаружив это сразу же пошла в атаку. Jan Dula выскочил из ожесточенно обстреливаемого танка и побежал просить помощи. С помощью подошедшего LT-35 десятника Gustav Krupec танк Jana Dula был быстро освобожден. Надпоручик Jarembkovi вытащил свою машину без посторонней помощи. Все три машины затем напали на приближающихся красноармейцев. Они отступили, потому что в открытом бою против танков не имели шансов на успех. Танки преследовали их до оборонительных позиций. Надпорутчик Jarembk уничтожил несколько пулеметных гнезд, одно из которых сражалось до последнего человека. После такого успеха, казалось, что советское сопротивление было сломлено.

Тем временем велосипедная рота отбросила советские войска к юго-западу от деревни. Здесь снова отличился командир танка десятник Gustav Krupec, который эвакуировал раненого солдата и уничтожил советский грузовик с боеприпасами. Советские позиции активно обстреливали орудия взвода KPV напоручика Cyril Kuchta которые уничтожили несколько пулеметных гнезд. Словацкие войска заняли Wojtkov и узкую долину за этим селом.

Защитники устроили нападавшим ловушку. Когда долина была заполнена словацкими солдатами и транспортными средствами, советские войска открыли сильный огонь из стрелкового оружия, минометов, и 76,2 мм орудий. Полковник Pilfousek знал, что у него нет средств, чтобы заставить замолчать советскую артиллерию, поэтому дважды возвращался к Kuzminej (первый раз на бронемашине, второй раз на мотоцикле), чтобы получить немецкие подкрепления. В помощи ему было отказано и он отдал приказ на отступление. Отступление из Wojtkov превратилось в паническое бегство. Первыми бежали немецкие мотоциклисты. За ними начали бежать словацкие войска, которые остановились на на полдороге между селами Kuzminej и Wojtkov. На фоне панического бегства исключениями смотрелись действия адъютанта командира 2 разведывательного батальона Jozef Vrazda, который из станкового пулемета под ураганным огнем противника прикрывал отход своих войск до последнего отступающего солдата.

Временная позиция после отступления была на склонах примерно в 500 м к юго-востоку от Trzcianiec чтобы прикрыть дорогу Wojtkov Trzcianiec. После 19.00 словацкую оборону укрепили немецкая велосипедная рота и II/6 словацкий моторизированный пехотный батальон. Сразу же после этого советская пехота (при поддержке двух горных пушек) атаковала временную оборонительную линию. Ночь была беспокойной. Советские войска попытались отрезать пути отступления словацких солдат и атаковать холмы по обе стороны от дороги.

В советском тылу остался ряд словацких солдат, которые своевременно не отступили. Отставший при советском наступлении десятник Frantiek Kvasnika двинулся ночью к своим позициям и встретил рядового Louis Plesk, который был членом расчета поврежденной 37-мм пушки KPV оставленным ждать её эвакуацию. Des. Kvasnika остался с пушкой, в то время как Plesk утром достиг своих позиций и попросил один танк, который затем вывез пушку. Des. Kvasnika между тем один захватил трех красноармейцев, которые увидев его сами сдались в плен! Они были первыми военнопленными словацкой армии в кампании против Советского Союза. Точно так же, оставшись в селе со своим орудием KPV рядовой Stefan Puti спрятал пушку в сарае и даже спас 12 брошенных велосипедов. Эти солдаты, которые ранее никогда не были и бою, показали огромное мужество и способность действовать самостоятельно в очень сложной ситуации. Интересно, что никто из них не думал, чтобы сдаться Красной Армии, хотя и имел идеальную возможность.

В 8:00 утра 27 июня взвод из 3 танков LT-35 из Trzcianiec двинулся в сторону Wojtkov и обнаружил, что советские войска еще до рассвета отступили на восток. Преследование организовали немецкие войска, а словацкие танки вернулись.

Потери понесенные RS в своей первой боевых действий были небольшими. Только один солдат был убит и еще шесть человек получили ранения. Потеряно было 2 машины и 20 велосипедов. Первым словацким солдатом погибшим на Восточном фронте был десятник Штефан Фабри (2 разведывательный батальон). Советские потери не могут быть определены. RS не знали какие советские войска защищали Wojtkov, хотя германское командование знало все советские части и их командиров и даже выпустила детальную информацию в виде специальных брошюр!



Другая точка зрения представлена в воспоминаниях радиста роты связи 309 гсп 72 Туркестанской гсд Сидорука Николая Сергеевича:

Первый бой в котором я участвовал произошел на пятый день войны. Стрелковая рота к которой я был прикомандирован занимала оборону возле небольшого села в Карпатах. Узкая горная дорога с двух сторон зажатая лесистыми холмами с крутыми склонами...

Около полудня послышался шум моторов и появилась колонна мотоциклистов. Когда они въехали между холмов на въезде в село, с двух сторон застрочили пулеметы. Немцы тут же развернулись и бросились бежать, оставив несколько мотоциклов и тела убитых.
Через некоторое время увидели немецкие цепи двигающиеся через лес. Несколько раз они пытались пробиться к холмам закрывающим дорогу, но каждый раз с потерями откатывались обратно.

И тут на дороге появились немецкие танки. А нашу дивизию как раз перед самой войной сделали горной и всю противотанковую артиллерию забрали. И теперь против танков мы имели только несколько противотанковых гранат. Но наши солдаты не дрогнули и когда немцы попытались с ходу ворваться в село первые два танка были подбиты. Тогда остальные начали обстреливать наши позиции издалека, оставаясь безнаказанными.

Командир приказал мне связаться с полком, сообщить о сложившейся ситуации и подкрепить артиллерией, т.к. иначе с танками не справится [комментарий СКАТ — горнострелковый полк состоял из 5 стрелковых и одной пулеметной РОТ, минометной и горно-артиллерийской батареи]. А пока он приказал оставить село и рассредоточится в холмах за ним чтобы не дать пройти пехоте и не подставляться под огонь танков. Отход в центре и слева прошел организованно, но правофланговый взвод при отступлении нарвался на немцев которые отрезали ему удобную дорогу. В панике часть солдат бросилась вниз по крутому склону бросая оружие и снаряжение. Но остальные не потеряли голову и бросились в атаку. В жарком рукопашном бою отбросили немцев и прорвались унося с собой раненных.

Попробовав двинуться дальше и получив отпор немцы расположились в селе на отдых. А через час прибыла наша батарея с двумя пушками. Мы воспрянули духом. Теперь танки нам были не страшны. И мы пошли в атаку. Артиллерия открыла огонь, а стрелки со всех сторон атаковали противника. Немцы не ожидали атаки и у них поднялась страшная паника. Наши снаряды взрывались в скоплении их машин, велосипедов, повозок и солдат. Бросая награбленное в селе имущество и оружие немцы как тараканы бросились во все стороны.

Наши гнали их ещё несколько километров до соседнего хутора. В освобожденном же селе дымились остовы сгоревших машин, лежали груды покореженных и целых велосипедов, валялись вещмешки, саперные лопатки, противогазы и другие вещи. Нашли сложенное в кучу наше оружие, которое мы оставили при отступлении. Кто-то сострил: «Гляди, немчура нашу работу сделала!»

Немцы в бою за село потеряли не меньше полусотни только убитыми. Наши же потери были намного меньше — три десятка убитых и раненых. Но даже раненные рвались в бой и некоторые после перевязки возвращались в строй. Остальных отправили на повозках в полк. Нескольких погибших похоронили за селом на местном кладбище. Ещё более двух десятков потерялись во время отступления и командир организовал несколько поисковых групп. К вечеру несколько пропавших нашлись. Некоторые, как нам сообщил позже посыльный, пришли в полк так как не знали где сейчас находится рота.

Попрятавшиеся было местные вылазили из подвалов и сараев и угощали нас домашней едой, фруктами из садов и ледяной водой из колодцев. А наши делились с ними куревом и помогли починить несколько поврежденных снарядами домов и сараев.

Как я уже говорил в полночь из полка прибыл посыльный и передал приказ отступать на восток. Мы, воодушевленные победой, были недовольны таким приказом. Но командир сказал: «Приказ есть приказ...» Ночью мы оставили село и двинулись на восток, веря что уже скоро вернемся обратно.

Короткое воспоминание
Летом 1944 года, когда это здание еще лежало в развалинах, у перрона остановился воинский железнодорожный состав: это наш батальон передислоцировался из Балашова в Молдавию.

Отец первым выскочил из вагона: родной город!

А города не было: до самого горизонта - одни развалины.

Он долго выискивал через бинокль место, где на улице Шевченко до войны был наш дом, и , наконец, сказал:

- Кажется одна стена все-таки осталась...
http://www.liveinternet.ru/users/jostr/post45760663/
Чу чуть продолжения :
Мы только что вернулись из Румынии, где служили отец с матерью. Город лежал в развалинах. Родители, и то с трудом, в нем как-то ориентировались ("О, это же был кинотеатр "Колизей" - видишь, голова атланта валяется!"), а для меня, избалованного нетронутой красотой Клужа, вид этих руин был ужасен.

Меня сразу же определили в единственную в то время школу №4 где-то в районе Днепра, - со второй четверти во второй класс.
В первый раз меня отвела туда мама и сказала:
- Запоминай дорогу, обратно вернешься сам. Смотри, мы идем по Пролетарской до Ленинской, поворачиваем направо и идем до Соборной площади. Вот здесь, после этой большой груды развалин (бывший Свято-Успенский собор архитектора Джакомо Кваренги)
проходим еще немного и поворачиваем налево. Скоро на правой стороне будет твоя школа. Видишь, очень просто.
В школе в мой первый день отношения с одноклассниками у меня не очень сложились, и я, выждав, пока все разойдутся, отправился домой один, твердо помня, что мне нужно попасть на улицу Ленинскую.
Но, все руины были настолько похожи друг на друга, что я растерялся.

Прохожих, у которых можно было бы спросить дорогу, не было видно.

Но, вот появилась какая-то бабуся вся в черном. Я обрадовался и спросил у нее, как пройти на Ленинскую.

- Еленскую? - переспросила она.

Я не обратил внимания на несовпадение созвучий и кивнул головой.

- Ты, милок, иди прямо и никуда не сворачивай, потом увидишь ее по правую руку.

И я пошел...

Я шел долго, и вскоре убедился, что иду совсем не туда, куда мне надо, потому что вместо тех развалин, мимо которых мы проходили утром с мамой, в этом районе уже попадались маленькие, но почти целые жилые дома. Но людей на улице не было...

Когда мне наконец попался прохожий, узнав, что мне нужно, он весело рассмеялся.

- Чего же ты сюда забрел? Тебе же совсем в другую сторону надо!

- Да меня бабушка одна сюда послала. Правда, она, кажется назвала улицу Еленской.

- Еленская? Была когда-то такая. До революции. Теперь это улица Бутырина. Можно и по ней дойти до твоей Пролетарской, но это тебе надо большой круг сделать. Идем-ка, я провожу тебя до Ленинской, а то опять не туда забредешь...

Скат,
Вот, интересно!
Читая воспоминания немцев и их боевые донесения, создаётся впечатление, что они не воевали, а так - гуляли, собирая пленных и отгоняя русских.
Вроде и потерь у них не было, и вся техника выходила из боя целой и почти не повреждённой. Иногда только жаловались на сильный артиллерийский и пулемётный огонь, мешающий ихнему продвижению.
Может, наши стреляли в воздух?

Iva (25.01.2013, 16:44) писал:Скат,
Вот, интересно!
Читая воспоминания немцев и их боевые донесения, создаётся впечатление, что они не воевали, а так - гуляли, собирая пленных и отгоняя русских.
Вроде и потерь у них не было, и вся техника выходила из боя целой и почти не повреждённой. Иногда только жаловались на сильный артиллерийский и пулемётный огонь, мешающий ихнему продвижению.
Может, наши стреляли в воздух?

Не знаю. Сейчас добрался до Уманской операции. Любопытны немецкие данные. По немецким данным непосредственно при ликвидации котла с 1 по 9 августа были убиты 18,5 тысяч русских и 60 тысяч взято в плен. При этом собственные потери были очень большими. Так только в 49 горнострелковом корпусе с момента начала наступления под Винницей 17 июля и до ликвидации котла было 5018 убитых. Из которых около 80% погибло при ликвидации котла. Так 4 горнострелковая дивизия потеряла 1778 человек. Из которых с 1 по 9 августа - 1563. А ведь кроме горных стрелков там действовали ещё 4 корпуса!!! Так что потери были сопоставимые!!!

В принципе эта оценка советских потерь из воспоминаний немецких горных стрелков практически совпадает с советской. По ней немосредственно в котле оказалось около 85 тысяч. Из которых 11 тысяч организовано прорвались. Ещё 3-4 тысячи выбрались поодиночке и мелкими группами. Учитывая некоторый коэффициент завышения пленных из-за попадания мужчин призывного возраста число военнослужащих попавших в плен в котле примерно 50 тысяч. Плюс 18,5 тысяч погибших. Ещё 2-3 тысяч - это погибшие но не обнаруженные и те кто спрятался у местного населения.

Всего на 15 июля в 6 и 12 армиях было примерно 200 тысяч человек. Около 40 тысяч оказались за пределами котла - тыловые службы, летчики, зенитчики, часть танкистов выводимых на перевооружение, беглецы задержанные заслонами. Также было вывезено около 20 тысяч раненных. 85 тысяч оказалось в котле. Ещё 30 тысяч попали в плен до образования котла. Остается около 25 тысяч на убитых, растворившихся среди местного населения, проскочивших через заслоны.

В общем по статистике выходит что Уманский котел немцам обошелся очень дорого. И это одна из самых успешных для немцев операций по окружению!!! Наряду с Вязьмой и Харьковом.

Скат (25.01.2013, 20:52) писал:Наряду с Вязьмой и Харьковом.

Я думаю самая успешная - Киевский котёл!
Эта операция стратегического масштаба.
Пожалуй, единственная которая увенчалась для немцев успехом.

Iva (25.01.2013, 21:25) писал:Я думаю самая успешная - Киевский котёл!
Эта операция стратегического масштаба.
Пожалуй, единственная которая увенчалась для немцев успехом.

Извиняюсь. Киевский пропустил. Хотя насчет масштаба не согласен. У немцев по крайней мере десяток операций такого масштаба. И выделить Киевскую как-то не получается. Вполне себе рядовая. По последствиям Белостокская, Вяземская или Харьковская посерьезнее. Приходилось выстраивать новый фронт за счет переброшенных с других направлений частей. А после Киевской хватило местных ресурсов. С других направлений прибыло только 3 дивизии и пару танковых бригад.

Плюсы для немцев:
1) советские войска потеряли около полумиллиона человек;
2) немцы продвинулись на 200 км на восток;
3) ликвидирована фланговая угроза для группы армий "Центр".

Минусы для немцев:
1) на месяц с более важных направлений были отвлечены две танковые группы;
2) не удалось развалить советский фронт или отвлечь на него значительные силы с других направлений;
3) потеря людей, техники и ресурсов - Киевская операция немцам тоже стоила недешево, не менее 100 тысяч убитых, раненных и пленных.


Собственно поражение возле Киева не сказалось сильно на общей ситуации на Восточном фронте. Поражения под Брянском, Вязьмой, Днепропетровском, Мелитополем, Харьковом абсолютно не были связаны с Киевским котлом. И были абсолютно необязательны.

И вообще Харьков - самый несчастливый город для Красной армии. Пять проигранных сражений за два года - это надо было умудриться:
1) в октябре 1941 - наделали кучу ошибок, понесли большие потери, сдали Харьков и значительные территории в принципе равным силам;
2) в январе-феврале 1942 - хорошо начали, немцы уже было собирались отводить войска за Днепр, но тут наши начали дико лажать и все закончилось пшиком;
3) май 1942 - тут без комментариев, ИМХО крупнейшая катастрофа Красной армии, при этом уже вроде как научились воевать;
4) февраль-март 1943 - опять после серии блестящих побед куча диких ошибок и освобождение Украины затянулось ещё на год;
5) июль 1943 - наступление с цель сорвать операцию на Курской дуге, опять неудача.
6) август 1943 - только с шестой попытки наконец преодолели проклятие Харькова, и то наделали много ошибок, положили много лишнего народа, потеряли темп и не разгромили противостоящую группировку.

Просто мистика какая-то.

Интересный, на мой взгляд, рассказ очевидца войны. Хотя из текста непонятно где конкретно происходили события, возможно это было возле Кременчуга, т.к. атака кавалеристов с танкетками на Украине против немецкого плацдарма, насколько мне известно, была только южнее Кременчуга.



Утром наш танковый батальон выгрузили на какой-то маленькой станции. Хотя танковый батальон – это громко сказано. Две роты по восемь крошечных танкеток с маломощным бензиновым движком из нашего ОСОАВИАХИМа и танкетка побольше у нашего командира. На станции кроме нас находился ещё один эшелон, откуда выгружали какие-то ящики, тюки и коробки. После выгрузки нас собрали возле машин и какой-то политрук произнес длинную речь. Про грядущую битву с врагом, про наш долг перед родиной, про то что надо сбросить зарвавшегося врага в Днепр. Мы стояли под палящим солнцем и почти не слушали, наблюдали мирную картину – крестьяне неторопливо брели по своим делам, петух бродил по вытоптанной площади и лениво клевал что-то на земле. Наконец речь закончилась и командир громко прокричал: «По машинам». Мы с Сашкой залезли через узкий люк в тесноту танкетки, завелись и поехали. Ехали до самого вечера. По дороге ничего не видел – там можно смотреть только через небольшую щель впереди, но пыль, поднятая едущими впереди, забивала глаза и нос и закрывала весь вид. Поздним вечером мы приехали в какое-то небольшое село, где уже расположились кавалеристы. Немолодые усатые мужики сидели небольшими группами вокруг костров, похрапывали кони. Как будто попал в какую-то книгу о гражданской войне. Нас накормили вкуснейшим супом из пропахшим дымом котелков…

На следующий день мы вместе с кавалеристами двинулись дальше. Нашу роту прикрепили к кавалерийскому полку. Говорили что немцы уже недалеко. На выезде из села на одной из машин сломался бортовой редуктор и они остались ждать грузовик с запчастями. В обед мы остановились на привал в каком-то небольшом леске. Запах травы, шум листьев, пение птиц. Казалось что нет никакой войны. Но она была уже рядом. Через пару часов после привала на подъезде к какому-то небольшому украинскому селу, которое смотрелось как на картинке - белые хаты и зеленые деревья, вдруг раздалась пулеметная стрельба, все вокруг засуетились, зазвучали команды, вправо и влево от дороги вскачь понеслись десятки кавалеристов. Нам приказали поддержать атаку со стороны дороги. Какого-то страха не было, был какой-то азарт и чувство «наконец-то, вот он враг». Мы растянулись цепью по полю и двинулись в сторону села. За плетнем я увидел фигуры в серой форме и начал стрелять по ним из своего ДТ. Они стреляли по нам, я слышал звонкие шлепки от попадавших пуль. Мы ехали прямо на них и они не выдержали и побежали. Я стрелял по ним, едва успевая менять диски, кричал «Дави гадов!!!» Но когда мы уже почти догнали бегущих фашистов, раздался удар, двигатель заглох и машину перекосило. Мы въехали в какую-то яму скрытую лопухами и застряли. Я чуть не взвыл от досады: «Ушли гады!!!» Стрелял им вслед пока видел фигуры и ещё некоторое время после того как они скрылись.

После боя нашу танкетку выдергивали с помощью местного трактора. А я пошел осмотреть село. В центре стояли наши трофеи. Немцы бросили несколько повозок, в одну из них была запряжена спокойная толстая коричневая лошадь, которую наши остряки прозвали Фашистом. Под маскировочной сеткой стояла немецкая полевая кухня. Недалеко от неё на скамейке под охраной одного немолодого солдата с винтовкой сидели трое немцев в форме, но без касок. У одного из них была перевязана голова, у другого плечо, у третьего нога. Наши парни из роты тоже стояли там и смотрели на них. Мы впервые так близко видели врага. Не было ни ненависти, ни страха, скорее любопытство. С виду были люди как люди, без формы не отличишь от наших. Ещё несколько немцев, убитых в бою, были сложены недалеко от кладбища. Командир кавалеристов приказал их похоронить вместе с нашими, чтобы «Не разводить заразу». Немцев сбросили в одну общую яму, наших хоронили в отдельных могилах. В бою погибло четверо кавалеристов, ещё несколько было ранено, их перевязывали в медпункте, под который выделили одну хату. Среди наших потерь не было. Даже не ранило никого. Хотя одна танкетка сгорела, но наши успели из неё выскочить. И вообще, оказалось что немецкие пули пробивают нашу броню! А нам на курсах рассказывали, что пули против неё бессильны. Мы смотрели на небольшие аккуратные отверстия в нескольких наших танкетках, которые наглядно показывали, что это не так.

Следующий день стал последним для меня на войне. В этот день с утра мы покинули отбитое у немцев село и двинулись на запад к Днепру. Прискакал кавалерист и сказал, что немцы на опушке небольшого леска в паре километров от нас. Мы снова развернулись цепь и вместе с пешими кавалеристами двинулись вперед по пшеничному полю. Наша артиллерия открыла огонь по леску впереди, и он скрылся в огне и дыме. Мы с воодушевлением двинулись вперед. И я надеялся, что на это раз мы не застрянем, и враг от нас не убежит. Но когда мы уже почти доехали к леску вдруг начался настоящий ад. С пронзительным свистом полетели минометные мины, десятки мин. Все поле покрылось столбами земли и дыма, с визгом разлетались осколки. В едущую впереди танкетку попала мина и её просто разорвало на куски!!! Сашка попытался развернутся, и в этом момент мина рванула возле нас. Двигатель заглох, внутри вдруг стало светлее из-за дырок проделанных осколками. Сашка завалился на моё плечо. Из его груди и рта текла кровь!!! Я разорвал пакет и перевязал его, как мог, но в тесноте я не мог этого нормально сделать!!! Вылезти оттуда я тоже не мог, кругом рвались мины и строчили пулеметы. По броне шлепали пули и осколки. Один из них поцарапал мне щеку, другой застрял у меня в сапоге, такой горячий, но я не мог его достать из-за тесноты. Я сидел в темной тесноте, кругом свистели пули и осколки, а рядом хрипел раненый друг. Казалось, это продолжается целую вечность. Но скорее всего обстрел длился час или даже меньше. Но это был самый страшный час моей жизни.

Когда все наконец стихло я не мог в это поверить, думал что оглох, так и сидел без движения пока по броне не постучали. Я выглянул в щель и увидел немецкого офицера с пистолетом, который махал им «Мол, выходи…» Я открыл защелку на люке, типа оконной шпингалеты, и вылез. Кругом стояло несколько немцев с винтовками. Я вылез и начал им говорить про Сашку, что он внутри и надо ему помочь. Немец заглянул внутрь, потрогал его и покачал головой. Я понял, что Сашка умер. Меня повели по полю к леску, до которого мы так и не доехали. По полю в том направлении, откуда мы так лихо атаковали, цепью шли немцы, время от времени стреляя. Видимо добивали раненных. Я почувствовал какое-то облегчение, что Сашка умер раньше, чем его застрелили немцы. Иногда цепь останавливалась, с поля поднимался человек и его в сопровождении одного-двух солдат вели туда же куда и меня. В лесу меня привели в овраг, по дну которого протекал небольшой ручей, где уже стояли, сидели и лежали несколько десятков человек кавалеристов. Многие были ранены и другие солдаты их перевязывали. Несколько немцев с винтовками стояли наверху и настороженно следили за нами. Один из на вид не раненных солдат сидел на корточках, держась за голову, и тихо стонал. Вдруг он начал громко кричать и дергаться. К нему подбежали двое других и попытались успокоить, один пытался дать ему воды. Сверху раздался крик немца и помощники отбежали в стороны, после чего раздался выстрел и кричавший солдат упал, дернулся и затих. Через некоторое время после меня привели ещё четверых наших. Одним из них был Генка, мой приятель по ОСОАВИАХИМу. Он подошел ко мне и рассказал, что они пытались спастись через овраг, но застряли в кустарнике. После чего вылезли и попытались пробраться к своим. Но на выходе их оврага нарвались на немцев. Вечером нас построили в колонну и повели на восток, и в сумерках привели к поляне, огороженной колючей проволокой. Там уже было несколько сотен наших. Мы вошли через ворота из колючей проволоки и они со скрипом закрылись за нами. Только там я понял, что война для меня закончена. Я попал в плен.



В общем из этого описания я понял такую картину. Кавалерийский полк (а это по июльским штатам 940 человек с четырьмя 76-мм пушками) усиленный восемью танкетками выдвигался для контрудара по плацдарму. Двигались походным порядком без разведки и нарвались на немецкую роту, находящуюся на привале также без разведки!!! После этого наши войска начали действовать тактически грамотно и двумя эскадронами охватив справа и слева село третьим при поддержке танкеток атаковали в лоб. Немцы организованно отступили бросив обоз и прикрывшись пулеметами и противотанковыми ружьями. Скорее всего именно из таких ружей была пробита броня у танкеток и даже одна из них сожжена. У немцев были собственные и трофейные польские противотанковые ружья калибром 7,92 мм с зажигательными патронами, и в каждой роте по штату было три таких ружья. После этого наши войска вместо организованного преследования отступающего противника расположились на отдых и начали считать трофеи. На следующий день двинулись вперед и нарвались на приготовившийся к обороне немецкий батальон. Огнем пулеметов и минометов немцы подбили две танкетки, частично прижали к земле, частично обратили в бегство кавалеристов. Судя по спокойствию с которым немцы прочесывали поле, кавалеристы бежали в панике и достаточно далеко, чтобы не мешать немцам делать свое дело. А они обошли поле, собрали тех кто не погиб и не сбежал, добили раненных. В общем спокойно и деловито сделали работу. При этом скорее всего в этот день практически не понесли потерь. В то время как наши потеряли несколько десятков пленными и возможно столько же убитыми. Плюс четыре танкетки – одна уничтожена прямым попаданием, одна повреждена близким разрывом, две застряли в овраге. Из которых немцы две-три могли ввести в строй на своей стороне. В общем после этого описания стала понятна картина боев на кременчугском плацдарме перед началом немецкого наступления.