Собираю информацию по дивизиям, попавшим в Киевский котел. Составляю историю дивизий, потери, судьбу людей.
Например, история 284 стрелковой дивизии.
Формировалась в Ромнах по постановлению ГКО от 19 июля 1941 по упрощенным апрельским штатам со сроком готовности 30 июля на базе местного запасного батальона. На вооружении состояло: 4 122-мм гаубицы (50% от штата) 34 76-мм пушки (100% от штата) 4 45-мм пушки (22% от штата) 6 120-мм минометов (100% от штата) 12 82-мм минометов (66% от штата) 40 50-мм минометов (74% от штата) 92 станковых пулеметов (85% от штата) 100 ручных пулеметов (62% от штата) 62 пистолета-пулемета (38% от штата) 8200 винтовок (75% от штата) Грузовиков, тракторов, зенитных орудий и пулеметов, положенных по штату, так и не получила. Численность по факту 12911 человек (98,5% от штата).
Оружие было взято со складов, училищ, ОСОАВИАХИМА, у охраны предприятий. Отобрано у тыловых частей и внутренних округов (50% от числа находившихся в их распоряжении). Получено от ремонтных баз и заводов. С заводов 284 дивизия получила ППШ и около 3 тысяч самозарядных винтовок СВТ . Все остальное – Мосинки царских времен, Максимы первой мировой, «трехдюймовки» и гаубицы с неё же.
Личный состав был из местных старших контингентов не призванных по мобилизации (26-45 лет) и эвакуированных с Правобережных областей призывных контингентов. Младшие офицеры были из досрочного выпуска Краснодарского военного училища. Тыловые, медицинские, связные, технические, политические офицерские должности были заняты местными и эвакуированными гражданскими. Среднее офицерское звено было из местных офицеров запаса (в том числе ветеранов гражданской и первой мировой). Старшие офицеры, часть штабных и строевых офицеров (около 50 человек) были присланы из Центра. Сержанты-медики были из учащихся медучилищ и школьников (школьниц) прошедших месячные курсы. Сержанты-связисты были из мобилизованных работников почты и школьников (школьниц) после курсов.
Никакого боевого слаживания не проводилось. Более того дивизия начала отправляться на фронт ещё до того как получала в полном объеме оружие и людей. Никто не знал ни своих соседей, ни сержантов, ни командиров. Части отправлялись вразнобой, при погрузке царила анархия и бардак. Люди отправлялись отдельно от оружия и техники, подразделения были разорваны и отправлялись отдельными кусками в разных эшелонах. Была проблема с обеспечением питанием, жильем, одеждой. Многие мобилизованные часами (а то и днями) не могли получить внятных указаний, шатались по городу, ночевали в лесу и под заборами, питались принесенными из дома, выпрошенными у местных, а то и просто украденными продуктами. Начав фактически формировать дивизию 21 июля, 28 числа её уже начали отправлять на фронт. Последний эшелон ушел со станции Ромны 5 августа.
Дивизия была переброшена в район города Овруч Житомирской области и начала прибывать туда 1 августа. Последние эшелон так туда и не прибыли. Ибо ещё 7 августа был получен приказ перебросить дивизию для обороны КиУРа, так как с 4 августа немцы начали штурм города и к 7 числу положение начало становится угрожающим. Хотя и не в полном составе, но в лесу под Овручем дивизия смогла более менее привести себя в порядок, распределить оружие и людей по подразделениям. Да и переброска в Киев проходила более организованно – подразделениями, а не беспорядочным набором людей и грузов. Правда более ста человек «отстали» при перебазировании. И непонятно, то ли действительно отстали, то ли дезертировали.
Уже 9 августа первые части 284 стрелковой дивизии вступили в бой с немцами в Киеве. Надо отметить что генерал Власов как грамотный генерал старался не использовать подразделения частями и ждал прибытия дивизии целиком. В эти дни отдельные подразделения дивизии использовались только в виде «горячего» резерва для ликвидации немецких прорывов и после боя отводились в тыл. И только 11 августа после полного сосредоточения дивизия начала боевые действия. В течении шести дней она вела наступление на противника в районе Мышеловки и Голосеевского леса, отбросив его до Пирогово (если смотреть по современной карте, то от Проспекта Науки до Кольцевой дороги) – примерно на 2,5 км. При этом из-за низкой квалификации командования всех уровней, отсутствия взаимодействия с авиацией и артиллерией дивизия понесла просто чудовищные потери. За 6 дней было потеряно 5486 человек, в т.ч. 743 убито, 3344 ранено и 1399 пропали без вести (43% от общей численности)!!! Потери в боевых подразделениях были ещё выше!!! В некоторых ротах выбыло свыше 90% личного состава!!! Так в 1043 сп выбыло 2216 человек, в 1045 сп – 1256, в 1047 сп – 1396. Потери противостоящей немецкой 95 пехотной дивизии за эти дни составили 981 человек (209 убито, 723 ранено и 49 пропало без вести).
Как рассказывает участник боев: Наши атаки выглядели примерно так: стрелки подымались в атаку с криками «Ура!», «За Сталина!» и др., двигались на немцев. Но, как правило, нам не удавалось далеко продвинуться вперёд, люди падали убитыми и ранеными один за другим. Оставшиеся в живых, падали и окапывались, или же возвращались на исходные позиции, что не всегда удавалось сделать. Я, находясь уже в госпитале, подсчитал, что участвовал где-то в полусотне таких атак. Как правило, после каждой из них, мы многих не досчитывались, но и потери противника были велики.
Есть в Китаево, где был институт садоводства, большая гора – она хорошо просматривается от автострады Киев-Днепропетровск. Наш батальон получил приказ выбить с неё немцев, а было их там видимо немного. Они заняли доминирующие позиции, у них автоматы и миномёты – они вверху, а мы лезем туда наверх – на четвереньках. Косили они нас так, что из батальона уцелело всего лишь 16 человек (по документам наши потери 39 убитых и 183 раненных - СКАТ).
Не меньшую трагедию мы пережили на территории нынешнего музея народной архитектуры и быта – между Голосеевским лесом и с. Пирогово. Там, по центру территории, до сих пор есть тот самый глубокий овраг поросший лесом. Мы накапливались на опушке леса и получили приказ, не задерживаясь, атаковать противника в этом овраге и выбить его с позиций.
Было туманное утро. Выскочило нас в атаку человек 300. Немцы дали нам возможность добежать до оврага и ударили заградительным артиллерийским огнём по опушке леса, так что лишили нас какой либо поддержки от своих. Мы, атакующие, дрались там с немцами часа 4, осталось нас не более 30-40 человек – все в грязи, в крови, в изодранной одежде. Когда немцы отступили, мы двинулись вперёд, даже не ведая, что наши основные подразделения всё ещё находятся на опушке леса. И таким вот образом мы ворвались в западную часть с. Пирогово, а немцы бежали (по документам наши потери 25 убитых и 109 раненных - СКАТ). Не было бы этого, вряд ли бы мы уцелели.
Жаль, что в то время у нас не было на вооружении автоматов, не хватало гранат, да и выглядели мы тогда – в обмотках. Вскоре мы заняли всё село Пирогово, но дальше продвинуться уже не удалось.
Надо отметить, что эти бои показывают, что все измышления по поводу «нежелания воевать за Сталина и коммунистов» полностью перекрываются такими фактами, как действия 284 стрелковой дивизии. Набранные с бору по сосенке, не сколоченные части с устаревшим оружием воевали не за страх, а за совесть. Так из под палки не воюют. Конечно нельзя сказать что все поголовно были героями и стремились положить «живот свой за други своя, Родину и Сталина». Были и дезертиры, и перебежчики. Так истребительными батальонами, военными патрулями и сотрудниками НКВД были задержаны и возвращены в части 384 бойца дивизии, 5 из которых были по приговору трибунала расстреляны перед строем. Кроме того на участке дивизии немцами за это время зафиксировано около 250 перебежчиков с советской стороны. В течении следующего месяца с 16 августа по 16 сентября на фронте наблюдалось затишье. На пополнение 1043 полка прибыло 1050 бойцов киевского ополчения. Кроме разведки и отдельных местных боёв ничего серьезного не происходило. Был только один серьезный эпизод. Правда показательный.
Воспоминания участника: Примерно 24-25 августа прибыл на КП батальона, правый фланг огибал высоту, имея очень неудобную позицию на лишённом какой-либо растительности, совершенно голом, склоне. Встретившись на КП батальона с комбатом, – вероятно, это был капитан Петухов, – я узнал, что положение правофланговой роты усугублялось ещё и тем, что немцы имели возможность забрасывать гранатами наши окопы, находившиеся метрах в шестидесяти ниже по склонам высоты. Гранаты даже не нужно было бросать именно в окопы, их просто выбрасывали из амбразур ДЗОТов и они, скатываясь вниз, взрывались в наших траншеях, причиняя ощутимый урон нашим подразделениям. Мы пошли на фланг роты и я мог видеть только приземистые одернованные бугры на этой высоте, под которыми находились ДЗОТы, а перед ними – какая-то траншея небольшой длинны, располагавшаяся фронтально в нейтральной полосе, но значительно ближе к немцам. Траншея, из которой я вёл наблюдение, находилась в каких-то двадцати метрах от блокгаузов, и у меня мелькнула мысль уничтожить врага, применив приём, называемый в инженерном деле – подземно-минным способом. Возвратившись к своим я поделился с командирами этой идеей, которая, в общем-то, пока прорисовывалась весьма смутно. Однако на следующий день, получив «добро» от инженера полка и командира полка, мы начали действовать.
Я отобрал пятерых наиболее отважных ребят исходя из того расчёта, что работы будут проводиться круглосуточно в три смены, по два человека в смене. Распределил бойцов по сменам, в одной из которых был и я сам в паре с ефрейтором Тлеуканом Магзумовым. Мы заготовили разборные рамы из деревянных брусков, необходимые для крепления галереи на случай обвала. Было решено принять сечение галереи 1.3 м х 0.5 м. Предусматривалось, что грунт из разработки будем ссыпать в «ничейную» траншею. Вся наша «землеройная техника» состояла из двух малых лопат пехотного образца и одного ведра обёрнутого тряпками – чтобы не греметь. За временем смены следили точно, особенно в последние дни. Дело в том, что мы столкнулись с одной не разрешимой проблемой. Когда углубились, примерно, на две трети расчётной длинны галереи, стала остро ощущаться нехватка воздуха для дыхания. Забой освещался самодельной коптилкой, которая давала много копоти и забирала кислород из воздуха. Дышать было настолько трудно, что дважды произошли обмороки, причём один раз у бойца, которого вытащил из глубины галереи его напарник, пошло носовое кровотечение, и мы освободили его от очередной смены, пока он полностью не пришёл в чувство. Решили рассыпать грунт по дну уже отрытой галереи. Это в свою очередь привело к новому осложнению: галерея быстро сокращалась по высоте и в конце-концов по ней можно было передвигаться только ползком, так как она превратилась в обычную нору. А если учесть ещё и её малую ширину, то выползать приходилось задом, таща за собой тяжёлое ведро с грунтом. Но работы продолжались и к 1 сентября я и Магзудов, находясь в забое, услышали над собой неясные звуки: сквозь толщу земли доносились какие-то удары и голоса немцев, находившихся над нами в ДЗОТах. Мы начали копать минную камеру, в которую предстояло заложить больше тонны взрывчатки. Не сбрасывалась со счетов и определённая секретность операции. Даже в стрелковом батальоне, перед фронтом которого мы работали, мало кто знал о задаче, которая была поставлена перед нами – только узкий круг людей был посвящён в детали этого дела. И случилось, казалось бы, непоправимое: накануне дня взрыва двое солдат из батальона, изменив присяге и своей Родине, перешли на сторону немцев. Насколько они были осведомлены о готовящемся штурме высоты, мы не знали. Но, предвидя возможность этого, командование 284-й СД дало указание артиллерии дивизии вечером 2 сентября, кажется в 17.00, начать массированный артобстрел большого участка позиций противника с целью помешать сосредоточению его резервов для контрудара. Артиллерийская канонада, в которой участвовали все тяжёлые орудия артполка дивизии, длилась несколько часов подряд. Уже было почти темно, когда я со своими сапёрами перебрался на КП батальона. КП располагался тут же, на передовой линии, а недалеко от него – окопчик, где под надёжной охраной была помещена электрическая подрывная машинка. Здесь меня ждали комбат, полковой инженер ст. лейтенант Тетёркин, инженер дивизии (фамилии, к сожалению, не помню). Батальон притаился, готовый к штурму высоты. Сигнал к штурму – взрыв заряда, заложенного глубоко под ДЗОТами. Я креплю провода к клеммам взрывной машинки. Рука легла на рукоятку, один резкий поворот и – взрыв. Дивизионный инженер даёт команду «Огонь». Я в тот же момент крутанул рукоятку ПМ и… взрыва нет. Ещё поворот, и ещё, но взрыва нет. Только взрывы от снарядов нашей артиллерии ложатся совсем близко от нас, на обратном скате высоты и на её макушке. Возможно, осколками снаряда где-то был перебит провод, возможно, что и детонатор мог оказаться дефектным – ведь всякое бывает. Но в тот момент раздумывать не проходилось. Див. инженер: «Огневой есть?». Я: «Есть». Див. инженер: «Давай!». Я срываюсь с места и уже не маскируясь, только низко пригнувшись, чтобы не попасть под осколки своих же снарядов, пулей лечу к злополучной галерее, удачно достигаю её, влезаю внутрь. Где-то на середине пути упираюсь головой в земляную преграду (в пробку, которой мы днём забивали минную камеру), достаю спички, чиркаю. Из земли торчит зажигательная трубка – 15 см бикфордова шнура, соединённого с детонирующим, зажимаю её в пальцах. С большим трудом разворачиваюсь головой к входу из галереи, зажигаю шнур, который будет гореть 15 секунд (всего 15 секунд!), за которые я должен успеть выползти наружу и броситься с уклона, подальше от взрывной волны. Всё происходит очень быстро, но при самом выходе из галереи (теперь это была самая настоящая нора), ремешок нагана попадает мне под колено и нога оказывается в петле. Я делаю рывок, выскакиваю наружу и лечу вниз что есть духу. Взрывная волна каким-то своим краешком настигает меня, подкидывает кверху и бросает далеко в болото у подножия высоты. До сознания доходит многоголосое «ура» – батальон пошёл на штурм. Я выбираюсь из воды и через несколько минут становлюсь участником боя. В результате боя высота взята нашим стрелковым батальоном. На рассвете наши подсчитывают потери: есть раненые, убит один.
Всего за этот месяц дивизия потеряла 93 человек: 11 погибло, 59 ранено, 23 пропали без вести. Взято 5 пленных. Немцы потеряли 62 человека: 10 убитыми, 45 ранеными, 7 пропавшими без вести. Взяты 8 пленных, принято 15 перебежчиков.
Уже после состоявшегося 14 сентября окружения под Киевом немцы ожидали отступления советских войск от Киева. 16 сентября немцы начали второй штурм города. На участке 284 стрелковой дивизии (на 10 сентября насчитывала 8334 человека) наступали 2 немецкие дивизии – привычная 95 пехотная и 99 легкопехотная (раньше воевала против 147 стрелковой дивизии, выведенной для прикрытия стыка с 5 армией). В результате атаки двукратно превосходящих сил оборона дивизии была прорвана в нескольких местах. И только благодаря героизму защитников кирпичного завода, Жуков острова и Лысогорского форта дивизия смогла организованно отойти к мостам. Хотя в Пирогово и Вите-Литовской были окружены отдельные подразделения. 18 сентября был взят кирпичный завод, в ночь на 19 оставлен Голосеевский лес, 19 сентября пал окруженный Лысогоский форт. В это время 284 стрелковая дивизия уже закончила переправу на левый берег Днепра. Её численность составляла на этот момент 4900 человек. Таким образом, потери составили свыше 3 тысяч человек. Но не все потери были боевые. Несколько сотен киевлян из ополченцев, которыми пополняли дивизии, не отступили на другой берег, а остались в городе. Часть солдат дивизии присоединилась к другим частям. Да и что греха таить некоторые дезертировали и бежали через мост вместе с гражданским населением. По воспоминаниям следует, что 17-19 сентября по мостам катилась лавина людей – гражданских и военных. Из документов следует, что боевые потери убитыми и ранеными 284 стрелковой дивизии за 11-20 сентября составили около 700 человек. Правда сюда входят только известные командованию потери. Число пленных взятых немецкими 99 лпд и 95 пд составило около 2000 человек. Немцы также понесли очень большие потери. Было убито и ранено около 1400 человек. Погибли или были ранены 14 командиров рот, 5 командиров батальонов, убит старший врач 95 пд, ранен командир 195 полка 95 пд.
После отхода из Киева дивизия была выделена в ударную группу 37-й армии. Задачей группы было обеспечение прорыва армии через кольцо окружения, но немецкие пехотные дивизии уже начали дробить громадный киевский котел на несколько поменьше. В результате отхода частей 5 армии моторизированная группа немецкой 134 пехотной дивизии утром 20 сентября захватила Яготин, взорвала мост через реку Супой и заняла оборону на болотистых берегах этой реки. И только через несколько часов после этого к Яготину прибыли первые подразделения 206 стрелковой дивизии – передовой дивизии ударной группы. Более того утром 21 сентября после прохода 284 стрелковой и 28 горнострелковых дивизий, 4 бронепоездов, пары артполков и некоторых других подразделений немецкая 79 пехотная дивизия двигаясь вдоль реки Трубеж вышла к Борщевскому мосту расчленив 37 армию на две части – Барышевский и Яготинский котел.
Надо сказать, что из трех дивизий Яготинского котла в лучшем положении оказалась именно 284 дивизия. Она двигалась южнее дороги Киев-Полтава и 21 сентября начала прорыв через Супой, когда ей противостояли только небольшие части 134 пехотной дивизии. Немцы открыли мощнейший огонь из артиллерии, минометов, их небольшие укрепленные пункты в ключевых местах вели огонь из пулеметов по переправляющимся бойцам. Из-за болотистых берегов невозможно было переправить артиллерию и военное имущество. Поэтому переправившиеся солдаты с винтовками, гранатами и ручными пулеметами бросались на укрепившихся немцев. Хотя в некоторых местах ситуация у немцев была близка к критической, захватить опорные пункты и организовать прорыв из кольца не удалось. Тем не менее, часть бойцов прорвалось через кольцо и небольшими группами и отдельными солдатами двинулись на восток.
А уже к вечеру смененная 45 пехотной дивизией у Яготина 134 дивизия плотно закрыла восточный берег реки, переправилась на западный берег и, соединившись с 79 пехотной дивизией, создала плотное кольцо окружения. Очередная попытка выйти из кольца была предпринята в ночь на 22 сентября, когда, воспользовавшись темнотой, дивизия вместе со сводными подразделениями солдат других частей пошла на прорыв в междуречье Трубежа и Супоя. И хотя немцы вели по прорывающимся огонь из артиллерии, минометов и пулеметов, значительная часть прорвалась, более того по проселочным дорогам вывезли на подводах часть раненных. Прорыв продолжался всю ночь. Только утром немцы подтянув подкрепления остановили прорыв. На полях, перелесках, в зарослях и лесах среди расщепленных деревьев, посеченных пулями кустарников, стояли разбитые повозки, валялись кучи брошенного военного снаряжения, лежали десятки погибших, стонали брошенные раненные, прятались небольшие группы и одиночные солдаты. Но когда немцы попытались продвинутся в северном направлении они нарвались на «находящиеся в лесах массы советских солдат» и были отброшены на исходные позиции.
После этого прорыва оставшиеся в котле части дивизии потеряли управление и в дальнейшем действовали в составе сводных частей. Последний крупный прорыв Яготинского котла был в ночь на 23 сентября опять в южном направлении. В нем участвовали основные силы 206 стрелковой дивизии и несколько сводных отрядов. Точно так же как и предыдущий он был частично успешным, т.к. большая часть прорвалась небольшими группами между отдельными опорными пунктами немцев.
Почему же получались прорывы на этом направлении? Почему тут на фронте в 30 км была одна дивизия (134), а севернее на таком же участке – три (44,45,168)? Потому что оно было наиболее неудобным, т.к. после прорыва кольца необходимо было ещё преодолевать болотистый Супой, на котором находились немецкие патрули. В результате прорвавшиеся мелкими группами с легким оружием красноармейцы становились легкой добычей жандармерии и патрулей.
И вот прорвавшись через ад окружения, увернувшись от армейских патрулей и полевой жандармерии солдаты узнают что пала Полтава, что фронт ушел уже почти на 200 км!!! А до родных краев ближе. И вот переодевшись в гражданскую одежду или скрываясь по лесам эти бойцы добираются в родные края, возвращаются в родные села. По меньшей мере несколько сотен солдат поступили именно так. И мне трудно их осуждать. Неизвестно что я бы сделал на их месте.
Но так поступали далеко не все. Некоторые прошли 300-400 км по лесам, по немецкому тылу, перешли линию фронта и продолжили войну. Таких оказалось около 180 человек. Некоторые, сбившись в небольшие группы, остались партизанить в приднепровских лесах, нападая на немецкие линии снабжения, отдельных солдат – тысячи окруженцев-партизан до самой зимы создавали серьезные проблемы со снабжением для немцев в районе Киевского котла.
Да и оставшиеся в котле солдаты сопротивлялись отчаянно. Только 25 сентября было сломлено организованное сопротивления в Яготинском котле. Да и после этого некоторые отдельные группы сражались до начала октября в блокированных лесах, под огнем артиллерии и минометов, без патронов и продовольствия.
И я надеюсь - мы победим. Больше: я уверен - мы победим. Потому что разум должен победить.
Действительность в воспоминаниях и документах оказывается не такой как в мифах. В которых в громадном котле немцы собирают гигантские колонны военнопленных.
Интересно то, что немцы для ликвидации котла привлекли войск больше чем в том котле было окруженных. Да и котел тот состоял из нескольких поменьше. Так 37 армия состояла из трех котлов: 1) Остерский - советские 171 стрелковая и 131 мотострелковая дивизии против немецких 56, 113 и 296 пехотных дивизий; 2) самый большой Барышевский - советские 87, 124, 146, 147, 165, 175, 301 стрелковые дивизии против немецких 62, 79, 95, 111, 132, 294, 298, 299 пехотных и 99 легкопехотной дивизий; 3) Яготинский - советские 206, 284 стрелковые и 28 горнострелковая дивизия против немецких 44, 45, 134 и 168 пехотных дивизий. Против 11 дивизий 37 армии и 1 дивизии 26 армии у немцев было 16 дивизий (плюс три в Киеве - 71, 75, 113 пехотные).
Да и в Оржицком котле против 5 советских дивизий (97, 116, 159, 196 и 264 стрелковых) действовали 6,5 немецких (24, 125, 239, 257, 262, 293 пехотные и усиленный полк 25 моторизированной дивизий).
И я надеюсь - мы победим. Больше: я уверен - мы победим. Потому что разум должен победить.
Iva (18.05.2013, 15:27) писал:Скат, Добавлю, что и танковые дивизии не стояли в стороне! Они принимали активное участие в тех боях, что делало перевес немцев ещё значительней!
Танковые части воевали против двух оставшихся котлов: 1) котел севернее Пирятина - 3 и 4 танковые 2) котел южнее Пирятина - 9 и 16 танковые
Просто до этих котлов ещё не дошел, поэтому раскладку по советским и немецким частям в них дать не могу.
А всего в рамках Киевского котла (если не считать Битву между Днепром и Десной) было 6 котлов.
Iva (18.05.2013, 15:30) писал:Вам не попадалась инфа по 75-й СД 66-го стрелкового корпуса 21-й армии?
Ещё не добрался до 21 армии.
Пока изучил 38, 26 и 37 армии. Сейчас занимаюсь 5. До 21 и 40 ещё не дошел.
Iva (18.05.2013, 15:30) писал:На 1 октября 1941 года они в составе 21-й армии уже не значатся.
Так 21 армия в полном составе попал в Киевский котел. И формировалась заново.
И я надеюсь - мы победим. Больше: я уверен - мы победим. Потому что разум должен победить.
Скат (18.05.2013, 16:34) писал:Ещё не добрался до 21 армии.
Может наткнётесь на судьбу 282 ОЗАД-на. Пытаюсь установить судьбу одного человека, но все документы на 75-ю дивизию и на 282-й ОЗАД пропали в окружении...
"Убогий человечек, не имеющий ничего, чем бы он мог гордиться, хватается за единственно возможное и гордится нацией, к которой он принадлежит". Артур Шопенгауэр
Больше: я уверен - мы победим. Потому что разум должен победить.
Е. Замятин "Мы"
Больше: я уверен - мы победим. Потому что разум должен победить.
Е. Замятин "Мы"
Больше: я уверен - мы победим. Потому что разум должен победить.
Е. Замятин "Мы"
гражданин
старейшина
Артур Шопенгауэр
(c)
Старший сержант запаса.