Вторая мировая. Все ли однозначно?

писатель (13.11.2011, 14:21) писал:Тоже без коментів - але пише так само про це і Солонін. І Мельтюхов до речі дає теж саме.

Про что именно пишут?

писатель (12.11.2011, 11:33) писал:

Цитата:А ситуация с развертыванием была именно такой,что приграничное сражением СССР проигрывал при любом раскладе.

Ад я такого фашистького розкладу, за яким наші батьки були тупими і тому програвали з самого початку, бо так було запрограмовано - не підтримую і точки цієї зору не поділяю. Бо далі йдеться про непереборимі обставини в які СРСР сам вліз і тому у нас такі жертви. Але це ідеологія фашизму в якій йдеться про унтерменшів. Я її не поділяю. Або, якщо ваші слова казати нормальною мовою - ми були на початку війни тупі і так склалися обставини. А потім стали ми розумними

Оставим слова про тупых на вашей совести.Поскольку ничего я про тупых не говорил.
Дело в том.что в определенных ситуациях невозможно выиграть первый период,потом отыграть можно. Что и произошло. Германией было допущено несколько стратегических просчетов,которые и обусловили проигрыш ею войны.Но эти просчеты не действовали моментально,до их включения нужно было дожить.
Что касается дальнейшей беседы .то я ее полагаю законченной.С вами попытались разговаривать как с человеком.который способен слушать других людей и делать выводы.Вы провалились.
Рассказывайте свои идеи про тупых или не тупых в своей газете.
Призываю остальных также закончить просвещение нежелающих это сделать.
Пусть дочитывает недочитанную книжку и задает вопросы самому Солонину.

Все правильно: хто має очі , той як матиме бажання - сам розбереться .

писатель (13.11.2011, 19:11) писал:Все правильно: хто має очі , той як матиме бажання - сам розбереться .

Еще очень важно, чтобы работал хорошо желудочно-кишечный тракт, там тоже есть, что немаловажно, извилины.
АД поддерживаю двумя руками.

писатель (13.11.2011, 19:11) писал:Все правильно: хто має очі , той як матиме бажання - сам розбереться .

А-а-а!
Вона как!
Я по наивности думал, что для того, что бы разобраться в том или ином вопросе нужно иметь мозги (они же знания) и уметь ими пользоваться!
Разбираться "очами" та "бажанням" - я не умею!
Скат
Давайте, действительно, заканчивать!
Не слишком ли много чести для одного "чукчи".
"Не в коня корм!" - я уже давно в этом убедился!

Iva (14.11.2011, 09:16) писал:

писатель (13.11.2011, 19:11) писал:Все правильно: хто має очі , той як матиме бажання - сам розбереться .

А-а-а!
Вона как!
Я по наивности думал, что для того, что бы разобраться в том или ином вопросе нужно иметь мозги (они же знания) и уметь ими пользоваться!
Разбираться "очами" та "бажанням" - я не умею!
Скат
Давайте, действительно, заканчивать!
Не слишком ли много чести для одного "чукчи".
"Не в коня корм!" - я уже давно в этом убедился!

Правильно!
ссылка на Солонина есть.пусть и общается там с Мраком (с)
А вам сейчас некоторые тайны "кроффаффой гэбни "ТМ раскрою.Но в другой ветке.

война глазами немецкого солдата (выделения мои, СКАТ)

Глава 1. Поход на Восток 30 июня 1941 г. Летний зной царил на бескрайних равнинах Восточной Польши, и лишь движение слегка раскачивавшегося под нами поезда помогало легче перенести жару. Тяжело груженный эшелон медленно шел по беспорядочно разбросанным сосновым лесам и степям. Земля здесь была песчаной и невозделанной. Мы ехали на восток мимо маленьких ферм и деревень, пересекая извилистые реки. Местное население не обращало на нас внимания, только дети время от времени махали нам с пыльных улиц и обочины дороги. Мужчины и женщины, за которыми мы наблюдали с большого расстояния, растворялись в мерцающем зное, когда колеса поезда оставляли их далеко позади. Мы коротали часы, сидя или лежа под безоблачным небом, расположившись на открытых грузовых платформах между прочно закрепленными на них орудиями и машинами. Вопреки уставам мирного времени, которым ранее подчинялась наша жизнь, нам разрешили расстегнуть верхнюю пуговицу серо-зеленых мундиров и закатать рукава, чтобы мы могли почувствовать небольшое облегчение в условиях палящего зноя. Первые известия о войне с Россией дошли до нас несколько дней назад, и мы мало говорили о нашем возможном участии в сражениях. Все были уверены, что война с Советским Союзом, как и вооруженные конфликты с Францией и Польшей, быстро закончится. На закате появились стены и башни Кракова, священного города Польши, где в соборе покоилось сердце Пилсудского. Эшелон, скрипя тормозами, медленно подкатил к полустанку, расположенному близ пыльной узловой станции. Нам разрешили выйти из вагонов. Через несколько секунд нас окружила шайка неопрятных детей, на которых часовые военной полиции, стоящие с каменными лицами неподалеку, не обращали внимания. - Bidde urn bror, Herr (Пожалуйста, хлеба, господин (искаж. нем.).), - жалобно кричали дети, жадно хватая грязными руками куски хлеба, которые мы вытаскивали из сумок и отдавали им. «Бедная Польша», - подумал я, отдавая кусок хлеба деловитой маленькой девочке в обмен на потрепанную газету. Газета была выпущена днем раньше на немецком и польском языках, и из нее можно было узнать первые новости об операции на востоке: наступали на Лемберг (Львов); Гриднов, Брест-Литовск, Вильно, Ковно и Дюнабург быстро перешли в руки немцев. Броские заголовки гласили, что было уничтожено свыше 2582 советских самолетов и 1297 советских танков. Оккупированная Советами Польша освобождалась от ига большевиков. Вскоре военные полицейские принялись свистеть и кричать, жестами призывая нас занять свои места в поезде. Мы гурьбой взгромоздились на платформы. Колеса вагонов протестующе заскрипели, и мы медленно двинулись вперед. Я вслух читал газету солдатам нашего орудийного расчета, которые разлеглись на ровной платформе. Я оторвал взгляд от газеты и оглянулся на перрон, где теперь оставалась лишь группа ребятишек. Мы продолжали двигаться навстречу неведомой судьбе. 1 июлямы подъехали к станции, находившейся в десяти километрах к западу от Пелкини близ Ярослава. Здесь мы выгрузились и вновь двинулись на восток длинной пешей колонной (незавидный удел каждого пехотинца). На некотором расстоянии впереди нас «шенилетт», автомобиль на гусеничном ходу, взятый в качестве трофея во время Французской кампании (по документам французская войнная техника, включая тягачи, использовалась только в одном огнеметном батальоне, как видим это не так - комментарий СКАТ), тащил наше противотанковое орудие. Внезапно в нос ударил запах дыма и пепла, сохранившийся здесь, и вскоре нашим взорам предстали большие воронки и сожженная техника - поработали немецкие пикирующие бомбардировщики «штука». В конце концов наша колонна подошла к временному пункту питания, где под бдительным оком вездесущей военной полиции сестры Красного Креста, швабки, цедили холодный кофе из полевой кухни на конной тяге и половником разливали его в наши кружки. Они тщетно пытались выведать у нас последние новости из дому. Наша длинная серая колонна тронулась в путь, оставив сестер Красного Креста позади, и походным строем стала двигаться дальше на восток. Когда нас настигли сумерки, мы укрыли технику и орудия под деревьями редкой придорожной лесополосы. Нам было приказано обеспечить противовоздушную маскировку, и мы попытались замаскировать наши позиции тонкими ветками. На рассвете нас обогнали части обеспечения, двигавшиеся по магистрали в сторону далекого восхода. Весь следующий день мы шли следом за интендантским подразделением и во второй половине дня впервые увидели противника. По пыльной дороге навстречу нам двигались бесконечные колонны русских пленных, одетых в потрепанную форму защитно-коричневого цвета. Многие из тех, на ком не было фуражек, привязали к коротко остриженным головам пучки соломы, служившие защитой от палящего солнца; некоторые шли босиком или были полураздеты. Из-за странной неоднородности их одежды они казались не похожими на солдат. В их внешности воплотились черты белолицых русских, темнокожих кавказцев, киргизов, узбеков, кочевников с монголоидными чертами лица - многих народов с двух континентов, входивших в состав Советской России. Они молча, опустив глаза, прошли мимо нас; время от времени было видно, как некоторые из них поддерживают раненых, больных или тех, кто казался обессилевшим. В школе нас учили, что Европа от Азии отделена Уральскими горами; тем не менее, здесь, как мы считали в центре Европы, мы увидели Азию. Длинная колонна несчастных скрылась из вида за нашей спиной, и, когда нас настигли сумерки, мы расположились на отдых. Под усеянным звездами небом мы завернулись в маскировочные плащ-палатки и проспали до утра. 14-й противотанковой роте была отведена роль передового отряда, и мы выступили ровно в 5.00. Оседающие развалины сожженных домов были безмолвными очевидцами боев, развернувшихся в городе Ярославе во время Польской кампании, которая, казалось, проводилась очень давно, хотя с тех пор прошло всего два года. Когда в Радимо мы перешли через реку Сан, под нашими ногами оказалась уже русская земля. Мы прошли мимо большого немецкого кладбища, оставшегося со времен Первой мировой войны. Над его воротами висела поблекшая деревянная табличка: «Памяти товарищей, павших в Дубровице». Нашей колонне не разрешили останавливаться надолго, чтобы осмотреть могилы. Мы имели смутное представление о том, сколько наших собственных могил останется возле дорог в глубине России. Вскоре на своем пути мы повстречали свежие могильные холмики с грубыми березовыми крестами, увенчанными стальными касками германского вермахта, которые нельзя было ни с чем перепутать. Эти могилы - первые безмолвные свидетели кровопролития возле дороги, ведущей на восток, - были расположены упорядоченно, рядами и колоннами. Мы пытались отвести взгляд, но могилы постоянно притягивали его. Мы продолжали движение, а безмолвные красно-коричневые холмики, казалось, звали нас к себе. Они будто бы говорили: «Не оставляйте нас здесь... Не бросайте нас в этом незнакомом месте». Со стороны Лемберга смутно доносились звуки канонады. (и это в начале июля! хотя Львов был взят 28 июня - комментарий СКАТ) Дороги становились все хуже и хуже, и пыль обильно оседала на солдатах, лошадях и машинах. Когда оранжевый шар солнца стоял в зените, с трудом пробиваясь сквозь облака удушающей пыли, были видны лишь смутные очертания машины, идущей впереди нашего взвода. Пот и пыль, смешиваясь, придавали очень странный вид лицам под зелеными касками. Возле Краковиц мы вновь провели ночь под тентами, сделанными из плащ-палаток. Наш поход в никуда продолжался. Мы двигались вперед к неизвестному нам пункту назначения. На пути нам встречались убогие деревушки, расположенные вдоль дороги. Русские женщины и дети пристально смотрели на нас из дверных проемов, вглядывались в нас, скрываясь за оконными стеклами скверного качества. Единственными мужчинами, которых можно было встретить, были престарелые ветераны минувших войн. Жители деревень, когда мы их расспрашивали, рассказывали нам о большевиках. При этом в их глазах был виден ужас, страх перед сибирскими лагерями. Они говорили нам, что в школах висели портреты Сталина. Когда сельские учителя спрашивали: «Кого вы благодарите за хлеб насущный?» - ученики должны были отвечать: «Сталина». Нас обнадежило то, что сведения о последствиях коммунизма мы получаем из первых рук. То, что мы слышали, нельзя было считать лишь происками нашей собственной пропаганды. Нидермайер заметил: - Теперь, увидев Россию, мы поняли, какое это счастье - быть немцем. 5 июля мы миновали Лемберг. С начала войны по городу дважды наносились мощные удары, и рано поутру из тумана проступили очертания сожженных заводов, домов, лежащих в руинах, и подбитых танков. От их еще горячих остовов валил жирный черный дым. В одном из тех немногих кварталов города, которые частично сохранились, люди выстроились в длинную очередь возле продовольственного склада. Когда мы проходили мимо, они равнодушно смотрели на нас. Военный аэродром русских под Лембергом «штуки» привели в непригодное состояние. Повсюду виднелись почерневшие самолеты и вдребезги разбитая техника, и во время привала солдаты бродили среди обломков, фотографировали друг друга на фоне разбитых советских самолетов, с любопытством отыскивали и подбирали сломанные детали, ни на минуту не забывая об инструкциях, строго запрещавших мародерство и несанкционированные реквизиции взятой в качестве трофеев техники противника. Война с Советским Союзом шла всего несколько дней, и мы с интересом рассматривали все, что было связано с Советской армией. Наш поход продолжался всю первую половину июля. День за днем мы встречали на своем пути огромное количество подбитых русских танков. Вдоль обочин то здесь, то там попадались перевернутые тягачи с прицепленными к ним полевыми пушками. На полях виднелись многочисленные артиллерийские позиции, оставленные русскими. Они оказывались невредимыми - быстрая атака наших войск застала врасплох оборонявшихся советских солдат. Мы удивились тому, как хорошо была моторизована Советская армия. Наша артиллерия была представлена в основном орудиями на конной тяге, как во времена Первой мировой войны. Могилы немецких и русских солдат теперь оказались вблизи друг от друга: немецкие могилы, отмеченные грубыми деревянными крестами, находились справа от дороги, а русские — слева. Русские могилы остались безымянными. Могилы обозначали лишь винтовки и штыки, воткнутые в рыхлую землю. Немецкие могилы были увенчаны характерными стальными касками, а на некоторых крестах на льняных бечевках висели личные знаки в надежде на то, что их подберут и зарегистрируют. 8 июля, когда подошли к Бродам, на широкой, изрытой глубокими колеями дороге мы обогнали интендантские подразделения и подразделения связи 71-й дивизии 6-й армии. Связисты сообщили нам, что дивизия при взятии Лемберга потеряла 600 человек убитыми и ранеными и это только одна дивизия на не самом главном участке! - комментарий СКАТ, и с уверенностью заявили, что война должна кончиться через несколько недель. Наше наступление остановилось на старой границе между Россией и Галицией. Мы ожидали встретить ожесточенное сопротивление противника, когда 6-я и 17-я армии достигли линии Сталина, представлявшей собой ряд бункеров и хорошо укрепленных опорных пунктов. Мы были разочарованы, когда узнали, что 132-й пехотной дивизии было приказано оставаться в резерве, - большинству из нас хотелось побывать на передовой до неизбежной капитуляции Советского Союза. 14 июля ничего примечательного не произошло. Жизнь наша была скучной: мы видели дороги шириной 100 метров, по которым шел транспорт, пыль, грязь, палящий зной, грозы и бескрайние поля, где лишь изредка попадались негустые скопления деревьев, растянувшиеся до горизонта. Вдали виднелись крытые соломой колхозные постройки, и мы ориентировались по ним, как по пальмам в пустыне, чтобы выйти к незамысловатым колодцам. Нам говорили, что Красная армия, отступая, зачастую отравляла воду в колодцах. Останки лошадей, которые попадались на всем протяжении пути, издавали зловоние. Этот запах всегда будет напоминать нам о «советском рае», куда мы все больше и больше углублялись. Наступление замедлилось, когда мы миновали Ямполь. Время от времени нам везло, и мы добывали немного лука и моркови в деревнях, через которые пролегал наш путь; реже прибавкой к нашему однообразному походному рациону служила курица или пара яиц. Мы с тоской вспоминали время, проведенное нами в Каринтии и Загребе перед тем, как началось наступление на русских, - там нам давали холодное пиво и сливовицу. Пехота продолжала идти от рассвета до заката. Запыленные, потные, липкие, при неизменно тяжелых погодных условиях, мы все глубже вторгались в пределы Советской России. Стараясь облегчить груз нашего походного снаряжения, мы вопреки инструкциям реквизировали небольшие тележки, в которых впрягали выносливых русских лошадей. По мере того как цивилизация (в нашем понимании этого слова) отдалялась от нас, оставшись позади, эта практика все больше укоренялась. Немногочисленные жилища были убогими и, скорее всего, кишмя кишели вшами, поэтому ночи мы проводили в палатках, в стогах сена, а чаще всего - на голой земле; спали, завернувшись в пригодные для всех случаев плащ-палатки, которые выдавались каждому пехотинцу. Солдаты тех подразделений, где использовалась конная тяга, просыпались на рассвете от всхрапывания голодных и мучимых жаждой лошадей. Мы проходили мимо деревянных зданий школ, которых было ненамного больше, чем грубо отделанных помещений, украшенных характерными красными звездами, с выкрашенной в красный цвет кафедрой, предназначенных для политических собраний Коммунистической партии. На стенах висели изодранные, запыленные портреты Ленина и Сталина. Там, где при царском режиме едва знали алфавит, Сталин ввел обязательное образование. Нас удивило то, что многие школьники немного говорили на ломаном немецком, а из пропагандистских материалов, попавших в наши руки, мы узнали, что детям давали в первую очередь политическое образование. 17 июля, впервые с начала наступления, нам доставили почту из дому. Через десять дней дивизия вступила в Украину и, пройдя через Казатин, стала двигаться на юго-восток, по направлению к Рушину. Украинская земля парила от летнего зноя. По широким песчаным и выложенным неотесанным камнем дорогам мы пришли в страну бескрайних горизонтов. Широкие беспредельные степи, нивы и подсолнечные поля окружали дороги, по которым мы шли на восток. Примитивные деревянные ветряные мельницы усеивали горизонт. Для нас они служили местом, где мы могли напиться и отдохнуть во время навевающего тоску похода по этому краю, который оставил нам незабываемое ощущение свободы, контрастирующее со вседовлеющим чувством пустоты. Мы устроили привал в заброшенной роще акации, которая давала слабую тень посреди океана травы. Рота прошла пешком 60 километров меньше чем за двадцать четыре часа; ссадины на ногах болели, пятки были избиты в синяки. Пыльные, изборожденные полосами от пота лица, загоревшие на ветру и на солнце, из-под тяжелых касок оглядывали наши «владения». Руки, скользкие от пота, сжимали шанцевые инструменты, с помощью которых мы рыли в земле ходы сообщения. Была дана команда окапываться. Раздетые до пояса, мы молча вгрызались в землю, а жужжание пчел поблизости напоминало нам об их тяжелом, бесконечном труде. Клеменс и Гер, водители тягачей, решили определить местонахождение ульев и найти мед. Вооружившись котелками, экипированные плащ-палатками и противогазами, служившими защитой от пчелиных укусов, они скрылись из вида, направившись к колхозу, расположенному позади огневой позиции орудия. Поработав в течение часа, я соорудил слева от огневой позиции противотанкового орудия (ПТО) земляное укрепление установленного образца. Его высокая стенка, на которой мы должны были класть наши винтовки и гранаты, была обращена в сторону фронта. Противотанковое орудие, отлично замаскированное с помощью ветвей и травы, стояло на краю рощи. На горизонте была видна песчаная дорога, проложенная через пересеченную местность, лежавшую перед нами, и ведущая в западном и восточном направлениях, а в мерцающем зное полуденного солнца виднелись очертания изб далекой деревни. Слева от дороги, на краю позиции, ефрейтор Пелль поставил свою полугусеничную машину, спрятав ее за рощей акации, и приступил к маскировке своего ПТО. Корректировщики артиллерийских и минометных подразделений выдвинулись вперед, на свои наблюдательные пункты. На их спинах ремнями были закреплены катушки кабеля связи. Лишь изредка лязг шанцевых инструментов, фляжек и котелков нарушал спокойствие на первый взгляд мирной обстановки. Сложив свой пыльный китель и подложив его под голову, как подушку, я только начал задремывать на полуденном солнце, когда тишину нарушил винтовочный выстрел. Одним движением я скатился в свежевырытый одиночный окоп, нахлобучил тяжелую стальную каску и приложил карабин к плечу. Вглядываясь вперед, я никого не видел, лишь мягко колыхалась трава. Обучая нас обороняться, нам вдалбливали, что мы должны стрелять во все, что движется, в каждый шелохнувшийся листок или травинку. Теперь мое сердце колотилось, а в сознании мелькали тревожные мысли: придется ли мне сегодня убить другого человека? Кто первым выстрелит, кто первым поразит свою цель - я или он? Должен ли я буду убить кого-нибудь сегодня, чтобы спасти свою жизнь и жизнь своих товарищей? Мне вспомнились ряды могил с аккуратными крестами, на которых висели личные идентификационные знаки, и постарался выбросить эти видения из головы. Слева от нашей позиции, на расстоянии примерно 600 метров, тишину нарушили звуки винтовочной стрельбы. Поначалу эти звуки были похожи на знакомые нам хлопки карабинов, раздававшиеся на стрельбище, но вскоре пули, выпущенные мимо цели, стали свистеть в воздухе и рикошетить над нами. Горящими глазами мы продолжали смотреть вперед, но ничего необычного перед нашими позициями мы не увидели. На фоне ружейного огня вдалеке отчетливо прозвучал грохот противотанкового орудия. Через несколько минут инцидент завершился. Пыль и кисловатый запах жженого кардита медленно рассеивались в воздухе, а слева от нас безобразное черное облако поднималось в голубое полуденное небо. Мы оставались под защитой укреплений, прильнули к ним; наши сердца колотились от возбуждения. Приглушенными голосами мы пытались выяснить, что произошло. Спустя немного мы узнали через посыльного, что противотанковое орудие Пелла подбило советскую разведывательную бронемашину и что атака стрелковой роты русских была отбита. Мы не понимали, что спустя месяцы и годы, которые нам предстояло пережить, эта короткая схватка будет восприниматься как всего лишь случайная и незначительная стычка с противником. Этот первый бой, в котором полк принимал участие, имел мало общего с жуткими сражениями в последующие годы, которые были сопряжены с утратами, скорбью и бесчисленными жертвами. Многие из нас никогда не вернутся из этой страны бескрайних просторов. Но тогда такие мысли никому не приходили в голову. Я обратился к своему дневнику - небольшой, карманного формата, книжечке, углы которой уже обтерлись, а страницы покрылись пятнами от пота и дождя - и запечатлел происшествие. Двое водителей вернулись с котелками, с которых капал мед. Мед послужил отличным дополнением к нашему вечернему пайку. Мы ели его с пайковым хлебом, радуясь перемене обычного рациона, состоявшего из консервированной печенки и кровяной колбасы. Мы запили хлеб и мед холодным чаем и стали готовиться к новому переходу, который должен был начаться на рассвете. 30 июля застало нас на бивуаке возле Михайловки. В течение нескольких последних дней эскадрильи советских бомбардировщиков и штурмовиков совершали налеты на отдельные подразделения. Как оказалось, они не могли замедлить наше наступление. Пехотные роты и подразделения на конной тяге двигались всю ночь и покрыли 65 километров, достигнув Каргарлыка 31 июля. Был введен ночной пароль; ходили слухи о том, что в 7.00 следующего утра начнется длительное наступление на широком фронте. Летнюю ночь мы провели завернувшись в плащ-палатки; мы сидели сгорбившись в наших одиночных окопах, замаскированных травой. Слухи подтвердились, и 1 августа, ровно в 7.00, мы начали энергично наступать на советские оборонительные укрепления возле Мировки.

Собирал информацию про 90 сд и обратил внимание на интересный факт.

Это один из немногих примеров когда дивизия воевала по уставу. Дивизия с боевым опытом, слаженная, занявшая заранее подготовленную линию обороны, не захваченная врасплох. С уставным расположением полков и дивизий.

Итак. Вкратце. После окончания советско-финской войны 90 сд переброшена в Эстонию в город Валга и окрестности. В конце мая 1941 получила приказ скрытно перебазироваться к границе в район западнее Таураге.

К этому времени там на строительстве оборонительных укреплений работали 4 стрелковых и саперный батальон дивизии вместе с саперным батальоном одного из внутренних округов. К началу войны большая часть намеченных полевых сооружений, включая ДЗОТы, блиндажи, траншеи, ходы сообщений, огневые позиции артиллерии были закончены. Были подготовлены 4 линии обороны - передовая, первая и вторая главные, отсечная.

С 27 мая по 9 июня была осуществлена переброска. Численность дивизии составляла около 10000 человек, при этом около 500 оставили на зимних квартирах для охраны имущества и защиты военных городков (как показали последующие события - не зря). Приписников по учебным сборам дивизия получила после перебазирования и они остались в месте постоянной дислокации (в Эстонии).

Дивизия до 21 июня совершенствовала позицию, подготовили карты стрельбы для пулеметов и артиллерии, проработаны и проверены пути отхода. Это не помешало дивизии получить выговор от командования за слишком долгий выход по тревоге, выдвижение на позиции по одной дороге и другие замечания.

Позиция дивизии была построена в два эшелона - в первом 286 и 173 сп, во втором - 19 сп.
Артиллерия установлена на боевые позиции и замаскирована. В 1.30 ночи 22 июня дивизия получила приказ о выдвижении к границе и с 2.30 до 3.45 дивизия заняла боевые позиции. В 3.50 началась немецкая артподготовка, в 4.30 была атакована погранзастава 106 погранотряда находившаяся в 3 км от передовой позиции. В 6.00 отступающие пограничники прошли через позицию дивизии. Наступил её черед.

Эта дивизия находилась в один из самых маленьких по ВСЕЙ ГРАНИЦЕ участков обороны - всего 30 км (что правда в 2,5 раза больше уставных требований). Дивизия заняла укрепленную и пристрелянную позицию до начала войны, имела спаянный боевой состав прошедший горнило финской войны. Эта дивизия была пожалуй в самых благоприятных условиях. НО.

На неё пришелся главный удар немецких войск. На её четыре БАТАЛЬОНА, находящихся в первом эшелоне, наступали ЧЕТЫРЕ немецкие ДИВИЗИИ (для буквоедов - 207 охранная, 11, 1 и 21 пехотные). При этом все пехотные дивизии были первой волны и имели наилучшую комплектацию, отборный личный состав прошедший две, а некоторые и три войны. В дополнение они имели 18 штурмовых орудий (САУ).

В 7.00 немцы начали атаку передовой позиции и через два часа взяли её, к 11 часам немцам удалось взять первую позицию. а к 13 часам и вторую. При этом советские войска благодаря заранее подготовленным путям отступления благополучно отходили на следующие позиции. К 16 немцы прорвали отсечную позицию и окружили 173 сп. Контратакой 19 сп окруженные были деблокированы и вышли со всей артиллерией.

продолжение следует

Цитата:Собирал информацию про 90 сд и обратил внимание на интересный факт.
Это один из немногих примеров когда дивизия воевала по уставу

Скат - а інші як воювали, якщо це один з небагатьох прикладів ? Як Бог дасть ?

продолжение

Примерно в 19 часов начались бои за местечко Шилале. К 9 часам вечера немцам удалось пробиться к центру местечка, но контратакой они были выбиты. Около 11 вечера немцы снова начали штурм Шилале. Им удалось разделить оборону на несколько очагов, но контратакой резервов немцев снова выбили!!!

И тут случилось неожиданное. Разведотряд 1 немецкой танковой дивизии (прорвавшей обороны находившейся левее 125 сд) выскочил на штаб дивизии. В бою погибли командир дивизии полковник Голубев, комиссар дивизии, несколько офицеров штаба. Нападение было отбито но управление дивизией на некоторое время было дезорганизовано и немцам таки удалось выбить советские войска из Шилале.

Потери немцев составили около 1800 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести (по немецким данным, наши отчитались о 4000!). При этом собственные потери составили 240 убитых, 700 раненных (вывезены в тыл), 70 пропавших без вести.

Следующие два дня дивизия участвовала в контрударе 12 мехкорпуса. Вместе с 23 танковой дивизией (без мотострелкового полка и двух танковых батальонов) 90 стрелковая дивизия атаковала три немецкие дивизии ставшие в оборону. В ходе контрудара танкисты понесли большие потери (напомню в штат каждой немецкой пехотной дивизии входили 72!!! противотанковых орудия плюс в 1 армейском корпусе было 18 противотанковых самоходок). А помочь им артиллеристы не могли из-за небольшого количества снарядов. За три первых дня войны 76-мм орудия 90 лап отстреляли по 270 снарядов (в т.ч. 100 в первый день). При том что немцы только за первый день отстреляли по 1000 снарядов! (и это при 6-кратном превосходстве немцев в количестве орудий!!!). Больше снарядов у советских войск просто не было. И это при том что часть снарядов удалось подвезти с центральных складов (по 10 ящиков на орудие).

В ночь на 25 июня по приказу командования фронта (кто там говорил что не разрешали отступать?) начался отвод войск 8 армии за Западную Двину. И при отходе 90 стрелковая дивизия двигающаяся в походных колоннах столкнулась с частями 41 моторизированного корпус. О днях 25-27 июня все выжившие ветераны дивизии вспоминают с содроганием. Дивизия потеряла только пленными около двух тысяч человек. Много было погибших. Дивизия рассыпалась на мелкие группы бросив все тяжелое вооружение, снаряжение, обозы с раненными. Часть её воинов присоединилась к отступавшей западнее 10 сд. Часть вернулась назад и вошли в состав 12 мехкорпуса. А большая часть мелкими группами пробивалась к Западной Двине. Мосты по которым она должна была отходить были в руках немцев. После неудачных попыток их отбить, когда почти безоружные солдаты, без патронов и тяжелого оружия, пытались прорваться к ним сквозь немецкие пулеметы, началась переправа людей через реку на самодельных плотах, автопокрышках, других подручных средствах, а то и просто вплавь. и все это под огнем пулеметов и минометов немцев. Уцелевший личный состав собирался на зимних квартирах дивизии в Валге, куда прорвался и штаб дивизии с документами, сохранились знамена большинства частей. Дивизия из Валги была выведена под Ленинград. С ним её судьба оказалась связана до 1944 года. Закончила войну в Берлине.

Итог.
Даже в самых благоприятных условиях дивизия продержалась на укрепленной позиции 6 часов! К вечеру она была отброшена на 25 км от границы и если бы не подход танкистов отступала бы и дальше. Т.е. остановить немцев на границе изначально НЕ БЫЛО ШАНСОВ. Т.к. на направлениях главных ударов у немцев было подавляющее преимущество.

Более того шансов не было даже с танкистами. Т.к. большое количество противотанковых средств быстро выбивало танки, поддержать которые артиллерия была не в состоянии из-за небольшого количества снарядов, а пехота из-за массированного вражеского артиллерийского огня. В итоге танковые дивизии быстро теряли матчасть. Ведь главным противником советских танков был не немецкий танк, а немецкая противотанковая пушка.

Советские войска были вынуждены применять танки против немецкой пехоты, при этом часто дробя танковые полки и дивизии на мелкие соединения. Иначе приграничные стрелковые дивизии, потрепанные превосходящими силами немцев в первый день, на второй-третий прекратили бы существование.

В то же время немцы применяли танки массировано, для глубоких прорывов, при этом первый прорыв обеспечивался внезапностью и массированным артиллерийским огнем. Немцы старались избегать боя танк на танк, они стремились выбить советские танки огнем противотанковой артиллерии!!! А танки предпочитали применять против войск на маршах, складов, узлов коммуникаций. Расчищая при этом дорогу своей пехоте по хорошим дорогам, по которым она даже двигаясь пешком обгоняла бредущих по лесам и проселкам советских солдат. Они могли себе это позволить, т.к. немецкая пехота взяла на себя все прочие задачи - окружения, бои, отражение танковых контрударов (к чему усиленно готовились перед нападением на СССР). В то время как наши танки спасали нашу пехоту от немецкой.