Мама, я вернулся! (к годовщине вывода советских войск из Афганистана)

А интернационализм был совершенно не причём. На эту войну кто-то ехал по зову души и бурлящей пассионарности, кого-то везли поневоле, кто-то ехал просто туда, куда везли.

Там куда они приезжали, шла настоящая война. Но не та война, которую показывали по телевидению, где немцы шли шеренгами и гоняли на танках. Здесь всё было не так. Здесь на любом повороте мог ждать фугас, взрыв которого срывал БТРы в пропасти. Здесь с каждой горы мог сорваться ввысь хвостатый «Стингер», грозящий поразить двигатель «вертушки». Здесь огрызнуться автоматной очередью мог любой дувал. Здесь предавали «дружественные офицеры армии ДРА», и роты попадали в «огненные мешки», здесь зажатые на горных дорогах колонны могли превратиться в братскую могилу. Здесь пленным отрезали головы, а любой «бача», получив от тебя конфету, мог тут же бросить под ноги гранату… Здесь было всё, здесь шла война.

После, именно эту войну, как никакую другую, залили смрадной «пацифистской» грязью «по уши». Солдат и офицеров именно этой войны называли убийцами и заставляли каяться в «развязанной войне, которую мы проиграли». И многие, воевавшие на той войне, поверили, и стали считать себя убийцами и оккупантами. Кто-то просто спился, кто-то перерезал вены. Закончившаяся война продолжала пожирать своих участников.

Но войну никто не проиграл, более того, наши солдаты и офицеры вели войну умело и грамотно. Наши потери были трагичными, но они были сопоставимы геополитической значимости войны. Война закончилась предательством «горбачевых и шеварнадзов». И всё же мы вышли из Афгана организованно и по графику, мы оставили в стране дружественный режим, который ещё три года активно и удачно сопротивлялся исламским радикалам, которых поддерживало всё «прогрессивное человечество». Теперь это «человечество» воюет со своими «питомцами». Причём воюет плохо, пополняя свежими могилками кладбища Бостона и Манчестера.

Та война обнажила раны и язвы тогдашнего общества. Она безжалостно демонстрировала некомпетентность и дилетантизм одних, и стратегическое мышление и талант других. Она стала «проявителем» трусости и отваги. Она указала на маразмы руководства и на честь молодых. Она подтолкнула военно-промышленный комплекс, намекнув, что на дворе не 1945 год. Она дала возможность получить свежий боевой опыт, ибо армия, которая не воюет, может превратиться в элемент праздничных парадов. Она продемонстрировала, что такое НАШ солдат — тот, кто мог совершать многокилометровые марши по горам с полной выкладкой, кто при помощи обычных инструментов доделывал на технике то, что не смогли сделать инженеры заводов, кто делился крошками раздавленного «сухпая» в засаде у Джабаль-Уссараджа, кто подрывал себя последней гранатой, кто закрывал товарища от выстрела моджахеда. А НАШИМИ на той войне были все — украинцы из Львова и казахи из Алма-Аты, молдаване из Ясс и литовцы из Каунаса, русские из Сибири и грузины из Зестафони.

Всё это было, были ночные обстрелы и приземляющиеся в Союзе «чёрные тюльпаны», были захваты караванов и расстрелы душманских «бурбухаек», были маршевые броски на помощь сбитым лётчикам и безжалостные бомбардировки аулов, были сожжённые колонны «наливников» и задыхающиеся от перегрева стволы ДШК, были оторванные ноги и шепот «Спаси Господи». Они прошли через всё, прошли для того, чтобы однажды открыть знакомую и так вспоминаемую ТАМ дверь и сказать: «Я вернулся, мама!»…