Кременчужанин Максим Пасько не вернулся с Грузинской войны

“АНАТОЛИЙ ПЕТРОВИЧ АННА АНАТОЛЬЕВНА С ПРИСКОРБИЕМ СООБЩАЕМ ЧТО ВЫПОЛНЯЯ БОЕВОЕ ЗАДАНИЕ ПРОЯВИВ СТОЙКОСТЬ И МУЖЕСТВО 12 АВГУСТА 2008 ГОДА ПОГИБ ВАШ СЫН ПАСЬКО МАКСИМ АНАТОЛЬЕВИЧ ВЫРАЖАЕМ ГЛУБОКОЕ СОБОЛЕЗНОВАНИЕ = ВРИО КОМАНДИРА ВОЙСКОВОЙ ЧАСТИ 66431 ГВ. МАЙОР В ПРЯМКОВ НННН ВРЕМЯ — 18:25 ДАТА — 14.08.2008 Вх. Номер — 0007…”

Родители не увидели похоронку: её прислали на московский адрес Максима, где он прописан, но никогда не жил. До 18 лет Максим с папой и приёмной матерью жил в Кременчуге Полтавской области, на третьем Занасыпе. В Москву уехал два года назад, где его сразу нашли люди из военкомата. Это был последний двухлетний призыв в войска РФ.

Последняя связь со срочником Максимом Пасько была утром, 12 августа. Он слал SMS-послания друзьям. Писал, что “стоит на границе, что грузин прогнали, что все “нормалёк” и скоро дембель”... Во второй половине дня уже никто не мог выйти с ним на связь. В этот день за Гори, на расстоянии примерно шестидесяти километров от Тбилиси, погибли несколько человек из части №6643, где служил Максим Пасько.

“Мы на БМП двигались за пятью танками, — рассказал российским информагентствам сержант из той же части Андрей Медовиков. — Я сидел в машине, только голова выглядывала. Вдруг метрах в пятидесяти от нас разорвался снаряд. Двое наших ехали на броне — убило сразу. Одному оторвало руку и ногу. Их тела накрыли меня, поэтому я не ранен. Я выбрался из машины. Мы, человек пятнадцать, спрятались за домом и стали отстреливаться. Позже командир роты принял решение вернуться назад, и мы уходили огородами до Гори, потом до отметки, на которой написано, что до Тбилиси 60 километров. Там повернули на Цхинвал. Позже нас забрал вертолёт. А через три дня мы вернулись за своими убитыми. Только из нашего полка погибло девять человек...”

Тогда в погибшие записали механика-водителя танковой роты Пасько. Ему оставалось 34 дня до 20-тилетия... Но отец не верит в смерть Максима: останки до сих пор в морге в Ростове-на-Дону, да и они обгорели до неузнаваемости. Тело неизвестного бойца с бумажкой “Рядовой М. Пасько” — единственное доказательство того, что это останки Максима Пасько. Отец сдал кровь. Экспертиза показала, что ДНК останков Максима и ДНК Анатолия не сошлись. Теперь на анализ нужно сдать кровь по линии матери. Но родная мать Максима давно умерла. Её родственники живут где-то в России.

Призывников не посылали
Российскую колонну, в который был срочник Максим Пасько, разбомбили 12 августа. А за час до этого информагентства передали: на войну солдат-срочников не посылали.

Сухуми. 12 августа. INTERFAX.RU: “В Минобороны России опровергли сообщения некоторых СМИ о том, что в Южной Осетии вместе с контрактниками воюют военнослужащие срочной службы. “Военнослужащие срочной службы не участвуют в боевых действиях в Южной Осетии. Боевые задачи выполняют только контрактники”, — заявил официальный представитель российского военного ведомства”... Новость вышла в 10:49. А через час с Максимом уже не было связи. Несколькими днями позже стало известно, что в тот день погибли четыре срочника. Высоким военным чинам пришлось признать, что они посылали 18-летних ребят на войну: “У нас реально в боевых действиях было и незначительное количество призывников. В основном из тех частей, которые дислоцированы в районе Владикавказа”, — заявили в генштабе военных сил России, когда в интернете вовсю гуляла информация о погибших солдатах-срочниках.

Мистика: звонок с кавказским акцентом
20 августа в кременчугской квартире раздался звонок. К телефону подошла бабушка. Женский голос с кавказским акцентом неразборчиво говорил о Максиме, о Гори, о горе, о горах... 76-летняя Анна Макаровна, как ни старалась, не смогла разобрать, что говорили на том конце провода. Связь оборвалась через несколько минут.

“Мы за это ухватились, стали кричать, что он живой, может, в плену, может, у местных жителей, — с надеждой говорит Валентина. — Подключили московских журналистов”. Они перепроверили, не приснился ли звонок родным.

Электронное письмо из Киева гласило следующее: “Привет. Пробил через Кременчугскую АТС. Входящий звонок 20 августа в 17:30 на телефон, который вы мне дали, был. Больше ничего сказать не могу. На АТС говорят, что у них нет технической возможности установить, откуда был вызов и с какого номера...”

“У меня нет ощущения, что сын мёртв. В Ростове мне сказали, что экспертиза ДНК даёт гарантию 99,9%. Если бы медики подтвердили, что это его останки, я всё равно верил бы, что он жив”, — говорит Анатолий Пасько.

Тело не отдают
Когда родители узнали о смерти сына, поехали в Россию за телом. Им объявили решение мужей в погонах: похоронить Максима как героя, на Алее Славы в Москве. Отец отказался от посмертных почестей для сына. Готовиться к похоронам долго не пришлось. Вот только тело сына не отдали ни через три дня, ни через сорок...

“Ждут в Москве, венки купили, все... — рассказала «Сегодня» бабушка Анна Макаровна — она осталась в Кременчуге. “Нам сначала говорили, что в Ростове нет представителя части, чтобы оттуда тело привезли, все на войне, — добавляет тётя Валентина. — На кладбище яму выкопали, венки стоят, в церкви заказали девять дней, сорок дней... а тела нет! Звоним военкому: отдайте тело, мы же с ума сойдём! Оно в Ростове, нам говорят”.

В Ростовском морге врачи показали только останки — две ноги и тазобедренный сустав с прикреплённой бумажкой. “Спрашиваем у судмедэксперта, он опознан? Отвечает: “Да никто его не опознавал! Документов нет. Только бумажка лежит с фамилией...” Пусть бы уже или труп привезли, или живого отдали”, — плачет бабушка.

С детства бойцовский характер
Родные продолжают надеяться. Им сказали знающие люди: у Максима как у механика танка — самая нижняя точка в машине. И если удар пришёлся по верху, то у Пасько ещё было 15 секунд, чтобы через люк внизу выбраться из горящего танка. “У Максима сильный характер. Если кто из горящего танка и выберется, это он, 100 процентов, — уверена подруга детства Аня.

В Москве у Максима двухкомнатная квартира. В 18 лет он отправился искать счастья в столицу России. “В тот день он должен был уже уезжать в Кременчуг, — вспоминает Дима, друг Максима. — Но его, кажется, прямо во дворе встретила милиция и забрала”. “Максима отправили в армию за 12 часов, отца даже вещи не пустили передать, — говорит Валентина. — Мы только потом узнали, что он во Владикавказе, в танковой части 58-й армии. Он нам звонил, иногда писал и однажды в отпуск приходил”. На армейскую жизнь не жаловался, говорят друзья. Только отец Анатолий, покопавшись в памяти. вспомнил, что сын только однажды пожаловался, разговаривая по телефону с мамой. Говорил, что плохо кормят, зимой не выдали рукавицы, просил выслать денег. “Сын писал: папа, идёт зима, но у нас нет тёплой одежды, мы в палатках замерзаем. Кто-то посеял форму на весь взвод, мы остались без одежды. Ребятам пришлось покупать фуфайки у осетин”, — рассказывает Анатолий Пасько.

Когда ему было четыре года, мама на его глазах выбросила 10-летнюю сестрёнку с 17-го этажа. Вслед за ней собиралась отправить и Максима, он успел выскочить в двери. После этого отец забрал ребёнка в Кременчуг. Здесь его растили отец и приёмная мама Надежда. “Как вспомню, когда его привезли из Москвы — маленький, худенький, — рассказывает тётя Валентина. — Он бегал по огороду, сорвал огурец, а что это? К помидору — а что это? Насыпали ему борщ, а он смотрит — не знает, есть или не есть. Я такого никогда не кушал, говорил…”. Здесь Максим закончил школу №3, что на третьем Занасыпе, поступил в местное училище. “Бывает, отличник, тянешь его тянешь, а он потом и не поздоровается, — рассказала директор школы №3 Наталия Кулиш. — А Максим приветливый, всегда такой добрый, весёлый. Улыбчивый и очень спортивный мальчик. Отличный футболист был. Если бы пошёл дальше, наверное, второй Шевченко был бы. Его тренера на соревнованиях отмечали”.

“Старший коллоны почувствовал какую-то угрозу”
Ветеран чеченской войны Аркадий Бабченко ехал 11-го числа в той же колонне, что и Максим. В своём посте на блоге он описал происходившее.

“...Мы вышли из Цхинвала около 14:00 11 августа. Колонна была здоровая, растянулась километров на пять. Всю её — от головы до хвоста — я даже не видел. Вообще колонна состояла из псковских десантников, которые шли далеко впереди, скорее всего, в авангарде, танкистов (не менее тридцати машин «Т-72»), пехоты 693-го полка и ямадаевцев, числом до роты. Мне сказали, что их было 100 человек. Нами колонна не заканчивалась. Сзади, помню, шла ещё бэшка 693-го полка.

Куда мы ехали? Поначалу нам сказали, что едем чистить грузинские сёла, в частности, Тамарашени. Но на деле вышли сразу на Гори. В Земо-Никози мы зашли по ошибке, просто ошиблись поворотом. Заезжать в Земо-Никози мы не должны были. Над Земо-Никози висел грузинский флаг. Помню, перед самым селом по колонне передали команду: “Интервал 100 метров”. Видимо, старший колонны почувствовал угрозу.

Кто был старшим всей колонны — не знаю. В селе к этому моменту начался бой. Уже подожгли какую-то нашу технику, полз характерный чёрный жирный дым. Как обычно от горящего танка. Наши танки были подбиты в правой стороне села. Заработали наши САУ, они били в левую сторону села. Минут через 5—10 наш МТЛБ выдвинулся в сторону Земо-Никози. Не доходя метров 500, остановились. Простояли минут 15, затем спешились и пошли в село. Вошли в зону обстрела, который шёл по перекрестку. В это же время к медикам подвезли ещё шестерых раненых на бэхе. Все средней тяжести. Это были пехотинцы 693-го полка. Они сказали, что сожжён один танк и одна БМП. Впоследствии я узнал, что в Земо-Никози сожгли два танка, одну БМП и один «Урал». Что с экипажами, никто не знал, но «Востоку» была поставлена задача дойти до танков и эвакуировать экипажи, если они живые. Под самим Земо-Никози я трупов не видел. Все трупы пехота убрала в десантные отсеки БМП. В тот день от разных людей я узнал, что погибли 9 человек. Мне эта цифра кажется объективной. Ночью мы слышали перестрелку в Земо-Никози. Там что-то горело. Часа в 4 утра на нас вышли пять танков 693-го полка. Они всю ночь катались по селу, заблудились, даже пристраивались в хвост грузинской колонне, пока наконец не вышли с нами на связь и не вырвались из села.

Я отчётливо помню, что танкисты 693-го полка везли на броне двух убитых. Они были накрыты плащ-палатками, из-под которых торчали берцы. Когда мы 12-го прибыли в Гори, то услышали по грузинскому радио, что война закончилась”.

Уголовное дело: следователи ни в чём не уверены
Телеграмма, подписанная временным комполка гвардии майором Прямковым, оставляет много вопросов. Почему её прислали на имя отца и сестры Максима? Первый живёт в Украине больше десяти лет, а девочка погибла ещё раньше. Позвонить в общежитие и позвать к телефону отца солдата Анатолия Петровича или его мать никому в голову почему-то не пришло. Хорошо, что комендант, получив похоронку, не просто бросил её в ящик, а поднял шум. Обстоятельство, что в тот день замполит Прямков отправил с десяток страшных писем, его не оправдывает. 12 августа на земле Грузии погибли несколько человек из части №66431. Подробности того боя в полку до сих пор не сообщают.

Время гибели Максима Паськова тоже пока за семью печатями: в телеграмме Прямкова говорится, что срочник погиб 12 августа. Знакомая Максима москвичка Юля утверждает, что в 11:30 12 августа она получила от Максима SMS-сообщение: “Идём в наступление”. А Андрей Медовиков из этой же части утверждает, что всё произошло 11 августа.

Точно пока известно лишь то, что танк, в котором ехал Максим, сожжён из гранатомета. Военная прокуратура Северо-Кавказского округа возбудила уголовное дело. Следователи не уверены, что тело принадлежит Максиму Пасько. Правда, если бы родные не подняли шума, отказываясь верить, что Максим погиб, тело могли бы с почестями похоронить на Домодедовском кладбище Москвы.

SMS-ки с телефона Максима продолжают приходить... пустые
Телефон Максима до последнего был с ним. На фотографии, сделанной 9 августа где-то на подступах к Цхинвалу, он как раз отправлял послание. Этот снимок облетел обложки российских журналов. До конца войны — четверо суток. В левой руке — мобильник, Максим пишет своим близким и родным SMS-ки, рассказывает о том, что скоро конец. Очередной войне на Кавказе да и армейской жизни тоже. “Точка у меня 10 ноября. Дембельскую форму сделал, осталось по мелочи. Сейчас собираю фотки на дембельский альбом, так что сорри, что высылаю только пару. Ну, вот и всё, больше не знаю, что и писать. Золотая осень ДМБ—2008. С уважением, будущий дембель Максим Пасько!..”

После взрыва танка мобильный должно было разнести в щепки. Но родные уверяют, что телефон работает: мы несколько раз даже дозванивались, кто-то брал трубку, но из-за плохой связи разобрать что-либо было невозможно.

“Моя дочь Настя трижды дозванивалась, — говорит Валентина. — Как-то утром забегает в комнату, вся белая, трусится — набрала, а там “алло”, и какой-то голос то ли нерусский, то ли раненый, хриплый... Знать бы, куда мы дозваниваемся. Второй раз Настя опять дозвонилась, взял трубку мужчина нерусский, а потом женщина. И связь такая, как будто не хватает сети — пропадает постоянно и обрывается в конце концов. А Наде (приёмная мать) пришло сообщение с номера Максима с просьбой перезвонить. Она набирает, а трубку берёт нерусский человек… Тут связь опять оборвалась. SMS “перезвоните” с номера Максима приходили ей до семи утра. В итоге, дозвонились, а там опять нерусский голос говорит — никакого Максима я не знаю и ничего никуда не посылал. А недавно SMS с номера Максима пришло. Пустое”.